Махабат заметила, что в лексиконе ее детей появилось новое слово — хайп.
— Мам, в ваше время не было же хайпа, да? — спросил 15-летний сын.
— А что это такое, сынок? — Махабат, журналист по образованию, давно не работает по специальности и почти не пользуется социальными сетями, потому вполне логично, что это иностранное слово ей незнакомо.
— Это когда безбожно врут, чтобы привлечь внимание, когда нужно что-то продать или человек просто хочет стать известным, — ответил подросток.
— Понятно, — тяжело вздохнула Махабат. — Значит, и в моей жизни был хайп, только не так это тогда называлось.
…Двадцать лет назад Махабат работала выпускающим редактором газеты, пишущей о криминальных событиях. Сначала это были сухие сводки: кого и где убили, у кого что украли. Сотрудники редакции не гнушались даже новостей о краже старых вещей. Тем не менее газета быстро нашла своих читателей и стала раскупаться как горячие пирожки.
Тираж увеличивался, росли гонорары журналистов и аппетит владельца издания. "Что за скучные убийства были в прошлом номере? А изнасилование — почему оно без подробностей? Неужели нельзя добавить что-нибудь от себя?! — гневно вопрошал он на очередной планерке. — Давайте зрелищ и крови побольше!". Бизнесмен не хотел понимать, что материалы пишутся на основании приговоров, а накрученные или выдуманные сюжеты могут положить начало судебным тяжбам. Последние не заставили себя ждать: один за другим потянулись гражданские процессы, которые редко заканчивались штрафами, а чаще — примирением сторон и публикацией очередного опровержения.
Постепенно у редакции наладились связи с судьями районных и городских судов. Они стали делиться с пишущей братией громкими уголовными делами на стадии завершения. Но у служителей Фемиды было одно условие — тексты журналистов следовало подписывать именами и фамилиями судей, это требовалось им для отчета. Владелец издания и редакция в целом были только "за". Еще бы! При таком формате сотрудничества газетчики получали иммунитет против денежных взысканий за моральный ущерб. Если под материалом значится фамилия судьи, вряд ли кто-то рискнет пожаловаться, даже если в статье будут погрешности.
В качестве возмещения морального вреда истец просил 100 тысяч сомов, но в итоге договорились, что редакция напишет о нем положительный материал. То есть о том, что он, может, и криминальный авторитет, но еще и Робин Гуд. Махабат понимала что могла выиграть судебный процесс, но владелец газеты настоял: "Нам ничего не стоит написать о нем хорошую статью. Не будем тянуть резину — напишем, и бог с ним".
Сотни судеб "прошли" через перо Махабат и ее коллег. Они строчили десятки криминальных историй в неделю, эта конвейерная работа постепенно заглушила в них человеческие чувства — журналисты перестали сопереживать пострадавшим и ненавидеть преступников. Для них было ценнее другое: если убийство, то желательно с отягчающими обстоятельствами, если разбой, то с поножовщиной и кровью. Шеф платил неплохие гонорары за такие материалы, и Махабат постепенно влезла в это болото по самое горло. Но у всего есть конец, и то, каким ему быть, может решить лишь одно случайное обстоятельство.
Однажды Махабат встретила на остановке одноклассника Нурдина. Постояли они, пообщались — давно ведь не виделись. "После смерти Назиры вся жизнь перевернулась, — вздохнул он тяжело. — Мама слегла — сахарный диабет, инсулинозависимой стала". "А что с Назирой?" — Махабат очень хорошо знала единственную сестру Нурдина: они когда-то тесно дружили, по-девичьи делились секретами. Со временем их пути разошлись — Махабат поехала поступать в столицу, а Назира выскочила замуж. С тех пор они не виделись. Правда, очень давно Махабат мельком слышала, что судьба бывшей подруги сложилась незавидно: супруг выпивает, живут плохо... "Ее муж убил в пьяном угаре, закопал в погребе, через месяц нашли, — тихо сказал Нурдин, прервав раздумья одноклассницы. — Я думал, ты знаешь: наш районный судья писал об этом в вашей газете".
У Назиры скорее всего была фамилия мужа, поэтому Махабат и не знала, о ком речь. Она начала потихоньку припоминать. В материалах суда значилось, что "между супругами возникла словесная перепалка, в ходе которой Назира А. обозвала мужа словом, оскорбившим его мужское самолюбие, — разозлившись, мужчина нанес женщине тяжкие телесные повреждения, повлекшие ее смерть". Махабат обсуждала эту трагедию с коллегой: дескать, каким словом надо обозвать мужа, чтобы он убил жену? "Может, импотентом, — прыснула со смеху коллега. — Так и напиши, вполне себе мотив для убийства".
Все трагедии эти мастера криминального чтива расписывали так, словно были свидетелями или соучастниками преступлений. Сухие судебные строки они превращали в настоящие художественные произведения. Так и с бывшей подругой Назирой. "Умирая, она думала о детях…" — писала Махабат, пытаясь придать истории больше драматизма.
...Теперь она чувствовала себя неловко. Признаться Нурдину, что автором материала о его сестре была именно она, Махабат не могла. Хрупкая, беззащитная Назира не заслуживала такого отношения даже после смерти. Да все герои Махабат не заслуживали этого!
Циничная лицемерка… Остановись, пока можешь! Подумай о близких этих людей. Кто позволил тебе играть на их чувствах? Ведь нередко истцы в судах умоляли: "Не тревожьте души наших родных, оставьте их в покое!".
Ту ночь Махабат провела в разговорах с самой собой. Нужно было принимать решение... Утром она оставила на столе начальника лист бумаги: "Прошу уволить меня по собственному желанию".