Сегодня страна прощается с Владимиром Меньшовым.
Его дебютом в кинорежиссуре стал "Розыгрыш", где протагонисты, школьники-десятиклассники Игорь Грушко и Олег Комаровский в соперничестве выясняли, в чем же сила человека. Сила оказывалась на стороне правды и справедливости. Грушко, считавший честность важнее благополучия, выходил защищать то, что ему, 16-летнему, было дорого, пишет колумнист РИА Новости.
Меньшов, как говорят, долго искал исполнителя роли главного героя, перебирая и перекладывая стопки снимков, сделанных для фотопроб. В результате он остановил выбор на голубоглазом провинциальном, чуточку угловатом еще подростке.
Увидел ли Меньшов в этом пареньке самого себя, такого же растерянного (но и упрямого) парня, который штурмовал актерский факультет чуть ли не четыре раза, пока его не приняли? Когда, казалось бы, шансов уже не оставалось, он выдергивал у судьбы еще одну попытку, и она в результате приводила его к триумфу.
В тот момент, когда Владимир Меньшов принимался за "Розыгрыш", за плечами у него было пять ролей — облик спокойного, чуть грубоватого, не всегда располагающего к себе мужика идеально вписывался в тогдашнее очень востребованное амплуа "своего парня", но Меньшову хотелось большего.
Ему было едва за сорок, когда снова в стопке, но уже сценариев Меньшов ухватил папку с названием "Дважды солгавшая" своего ровесника Валентина Черных и, как с фотографией Харатьяна, решил было поначалу его отложить. Слишком мелодраматично, слишком слезовыжимательно, слишком хрестоматийно и заезженно.
Но в какой-то момент, при не первом уже чтении, реплики обрели смысл, а характеры героев — объем. Штрихпунктирная линия фабулы превратилась в историю жизни. Причем не столько самой Кати Тихомировой, сколько его, Владимира Меньшова.
Как заметил Флобер, говоря о мадам Бовари, "Эмма — это я", так, наверное, с еще большим основанием Владимир Меньшов мог сказать: "Катя — это я". Он, как и его героиня, шел к успеху — творческому и жизненному, — раздирая в кровь и кожу, и душу. Он расставался с иллюзиями, как и Катя Тихомирова, обретая мудрость принятия жизни. Такой, какая она есть.
Именно потому абрис характера столь точен, что Меньшов рассказывал о себе. Именно потому столь оглушает искренность "Москвы", которая "не верит слезам", что она идет из самых потайных уголков сердца Владимира Меньшова. И если переиначить формулировку Белинского о "Евгении Онегине", то "Москва слезам не верит" сегодня воспринимается как энциклопедия советской жизни. Там все: наша тяга к образованию и к знанию, наше стремление к верности, наши вечные поиски справедливости и желание ее добиться, наша тяга к семейному уюту и наша воля и умение начинать все сначала, безоглядно и жертвенно.
"Снегами запорошена, листвою заворожена, найдет тепло прохожему, а деревцу — земли..." Это не только о Москве, это о всей России.
Через 10 лет после выхода фильма пришло время и других ценностей, и других слов. Тепло исчезло, деревца вырубили, место очарованности заняли расчет и прагматичность. Мир, в котором честность почиталась доблестью, рухнул. И лишь спустя еще 10 лет очень робко, почти шепотом, появились росточки новых ожиданий. Что бы ни было вначале, печали были утолены, вернулись и надежды. Все, как и было Меньшовым предсказано: "Жизнь только начинается", — бросит 40-летняя победительная Катя своему все проигравшему бывшему возлюбленному.
Вот за это мы вам, Владимир Валентинович, тихо и благодарно кланяемся в пояс, мы скорбим о вашем уходе, но, наученные вашими фильмами надеяться на себя и защищать справедливость, мы утрем слезы и продолжим верить. В любовь. Все остальное приложится.