Нурлану 39 лет. Ни кола, ни двора, ни семьи не нажил он к этому возрасту. Считал ли себя неудачником? Скорее нет, чем да. Но окружающие придерживались абсолютно другого мнения, и на то у них были причины. Когда друзья и знакомые Нурлана создавали пары, обживали семейные гнезда, он попросту прожигал жизнь. И как-то не заметил, что время пролетело, поезд ушел, а запрыгнуть в последний вагон не получилось. Даже родные братья — не сказать, что трудоголики, — устроились по-человечески. Вот теперь права качают, стыдят, делясь копейкой, иногда и хлебом попрекают.
Только отец и мать, живущие в селе, по-прежнему искренне любили его. Очень они хотели, чтобы сын взялся наконец за ум, поэтому продали кое-какую живность и купили ему старенький "Фольксваген".
— Главное, чтобы ты хоть изредка приезжал проведать нас. И женись уже, сынок, так ведь вся жизнь пройдет, а семья — это святое,— сказала Нурлану мама.
На этом "Фольксвагене" он иногда выезжал таксовать по столичным улицам. "Днем людей мало, нормально не заработаешь, выходи ночью, — посоветовали Нурлану новые друзья-таксисты. — И выхлоп больше, и скучать не придется — за месяц на целый триллер накатаешь…"
— Куда дальше? — спросил Нурлан пассажиров, которые стали казаться ему подозрительными.
— К мамке поедем, мы же договаривались, — пробормотал здоровяк.
— А где она, мамка ваша?
— Да тут недалеко: через пару кварталов налево и до конца, — ответил парень и вдруг едва слышно спросил отца: "Бать, а ты нож не забыл?".
Старик кивнул. Увидев это в зеркало заднего вида, Нурлан почувствовал, как вспотели руки. "На кого это я нарвался, черт возьми?!" — выругался он про себя и незаметно пошарил в бардачке. Нащупав отвертку, осторожно переложил ее в карман.
"Здоровяк вовсе не выпивший, притворяется. А этот старик мне сразу не понравился, слишком резвый для своего возраста. А в котомке что? Ножик есть, это понятно, а еще? Веревка, может? Мать его, от старика же нафталином несет, а он все туда же... Сдалась им моя машина, я же могу ее просто так отдать. Зачем убивать-то сразу?" — вертелись мысли в голове Нурлана.
И вот сложилась ситуация, когда он находился между жизнью и смертью. А если второй вариант все-таки неизбежен, кто будет его искать? Братьям он не нужен. Родители привыкли к его внезапным исчезновениям, так что вряд ли хватятся сразу. Но жить очень хотелось. По крайней мере, не такой Нурлан представлял свою смерть.
— Видишь там кресты? — прервал его раздумья здоровяк. — Езжай прямо к ним. На кладбище ворот нет, заезжай и газуй по тротуару до четвертого ряда.
— Про кладбище мы не договаривались, — вяло возразил Нурлан.
— Как не договаривались?! Я тебе про батю говорил? Говорил! И про мамку, что надо проведать, говорил. Так вот тут она у нас лежит, родимая... Сегодня пять годков уже. На работе с ребятами поминал, теперь со стариком помянуть решили.
Поплутав в темноте, нашли нужную могилу. Старик чиркнул спичкой — с надгробной фотографии на мужчин смотрела миловидная старушка в цветастом платочке.
— Мамку я очень люблю, — здоровяк смахнул скупую мужскую слезу, — до сих пор не могу отпустить. Когда живая была, тоже любил, но молодой был, ума не было. Мало внимания уделял, слов теплых не говорил. Вот теперь сюда прихожу и рассказываю ей, как скучаю. Папаша один остался, мается, жалко его, а я разрываюсь на работе с утра до ночи. Дураки мы: что имеем, не ценим, а, потеряв, плачем.
— Айда по 100 грамм, — позвали они таксиста.
— Не могу, я же за рулем. Мне еще в город, а потом в село к родителям ехать, — Нурлан еще отходил от пережитого шока, но уже решил, что с прежней жизнью завязано.
Слишком много уроков он извлек из этой поездки. Будет ценить то, что пока у него есть, — родителей, близких. А со временем, может, и собственную судьбу устроить получится — жениться, завести детей, построить дом. Самое главное — вовремя это понять. Ведь ему всего 39, а значит, не все еще потеряно.