Промчались-пролетели первые дни новогодних праздников: с подарками, суетой у стола, обязательными взаимными визитами, умеренной или не очень дегустацией алкогольных напитков, головной болью утром и холодильником, забитым прошлогодними салатами, которые уже невозможно съесть. Пересмотрены любимые новогодние фильмы, прослушаны песни о главном и не очень. И наступает состояние, в котором требуется отдых от праздника.
Именно в таком состоянии подойдите к полке с книгами — она еще есть у вас? А может, и не одна? Ну или идите в любимый поисковик — Гугл там или Рамблер — и набирайте волшебное имя: Диккенс, имя мастера новогодних чудес. А с полки снимите его книги, сдуйте пыль, откройте первую страницу — и на вас снизойдут покой и забвение.
Знаете, я поняла, что сегодняшний мир как никогда нуждается в солидарных (solid — твердых) смыслах, поскольку империи и идеологии приказали долго жить. Они вряд ли уже вернутся к нам в том самом солидарном виде, который так уверенно очерчивал жизнь людей, указывал путь и придавал смысл их жизни. Сейчас каждому предстоит найти простые и верные смыслы, чтобы жить в осмысленном мире, отвоеванном у абсурда.
"Рождественская песнь в прозе" Чарльза Диккенса — это классическая история скупого, то есть человека, похоронившего в своей душе представления о щедрости, дружбе, любви, сострадании, да и, собственно, похоронившего саму свою душу. Да, мистер Скрудж богат, независим, умен, у него прочное положение в обществе, положение человека, чей бизнес надежен и крепок, как чугунное полотно железной дороги. Зачем ему родственники и их заботы, зачем ему дружеские посиделки и веселый праздник Рождества? Лишние хлопоты. Бессмысленные траты. Суров, справедлив, логичен, мистер Скрудж так и жил бы в убеждении, что его путь — самый правильный. Если бы не вмешалось волшебство, если бы духи не вернули его душу в то самое состояние, какое бывает только в детстве или юности, когда человек нежен и свеж, как ивовая ветка, которую можно согнуть, но не сломать.
Мистическая история мистера Скруджа закончилась вполне по-рождественски: увидев, как много зла он принес близким и дальним, как мало сделал добра, Скрудж просыпается и чудесным образом становится, как Бармалей, и милее, и добрей. "Забота о ближнем — вот что должно было стать моим делом. Общественное благо — вот к чему я должен был стремиться. Милосердие, сострадание, щедрость — вот на что должен был я направить свою деятельность. А занятия коммерцией — это лишь капля воды в безбрежном океане предначертанных нам дел".
Но не в этом соль истории, и даже не в этом ее сахар или пудинг с корицей, так любимый в диккенсовской Англии. Это история про каждого из нас, пусть и не каждый обременен такими, как у Скруджа, грехами. Это история о том, как важно осознавать свою жизнь как целое, с ее началом, падениями и взлетами, с теми персонажами, какие мы привлекаем в свою жизнь, и в том, как мы ведем себя от начала и до конца.
У этой истории роскошные запахи: она пахнет зимними яблоками и апельсинами, жареной индейкой и паштетом, румяным пудингом и терпким ромом, который обычно зажигают над пудингом, чтобы придать ему еще более торжественный вид.
Вот как преображается комната мистера Скруджа, когда в ней поселяется Дух Рождества:
— Войди! — крикнул Скруджу Призрак. — Войди, и будем знакомы, старина! …Я Дух Нынешних Святок, — сказал Призрак. — Взгляни на меня!
Скрудж почтительно повиновался. Дух был одет в простой темно-зеленый балахон, или мантию, отороченную белым мехом. Одеяние это свободно и небрежно спадало с его плеч, и широкая грудь великана была обнажена, словно он хотел показать, что не нуждается ни в каких искусственных покровах и защите. Ступни, видневшиеся из-под пышных складок мантии, были босы, и на голове у Призрака тоже не было никакого убора, кроме венчика из остролиста, на котором сверкали кое-где льдинки. Длинные темно-каштановые кудри рассыпались по плечам, доброе открытое лицо улыбалось, глаза сияли, голос звучал весело, и все — и жизнерадостный вид, и свободное обхождение, и приветливо протянутая рука — все в нем было приятно и непринужденно. На поясе у Духа висели старинные ножны, но — пустые, без меча, да и сами ножны были порядком изъедены ржавчиной".
И все же всех нас объединяет атмосфера праздничного перехода из одного времени в другое. Это помогает нам жить и надеяться, что следующий отрезок времени мы будем лучше. Жить будем лучше, и сами будем лучше, ведь "это радостные дни — дни милосердия, доброты, всепрощения. Это единственные дни во всем календаре, когда люди, словно по молчаливому согласию, свободно раскрывают друг другу сердца и видят в своих ближних таких же людей, как они сами…". Оставим в прошлом то, что мучило наши души и тела. Будем добрее, душевнее, щедрее. Будем дарить своим близким подарки, будем говорить им слова радости, надежды и поддержки. Будем такими, какими нас делает этот волшебный праздник — Новый год.
P.S. И вот еще три разные и отличные книги про Новый год и Рождество:
"Ночь перед Рождеством", Николай Гоголь. Вспомните эту фантастическую и смешную историю о том, как кузнец Вакула, чья мать Солоха наполовину ведьма, летал на черте за изящными туфельками — черевичками — для своей возлюбленной к самой царице в Петербург.
"Щелкунчик и Мышиный король", Эрнест Теодор Амадей Гофман. Мистическая немецкая сказка про то, как добрая девочка пожалела страшненького Щелкунчика, а он избавил ее и праздник от ужасного Мышиного короля.
А для тех, кто любит мультфильмы, есть отличный фильм Роберта Земекиса "Рождественская история в прозе" студии Уолта Диснея.
И напоследок цитата из "мрачного" Достоевского, который так любил и Гоголя, и Гофмана, и Диккенса:
"Человек только свое горе любит считать, а счастья своего не считает. А счел бы как должно, так и увидел бы, что на всякую долю его запасено".
С Новым годом и Рождеством!