— По наблюдениям правозащитников, в нашей стране к подозреваемым слишком часто применяется мера пресечения в виде заключения под стражу. Как вы думаете, почему?
— И законодатели, и общественность сегодня воспринимают меру пресечения как своего рода наказание. Однако у нас действует презумпция невиновности, то есть человек считается виновным только после вступления в силу соответствующего приговора суда. Приговора нет, впереди еще долгий следственный процесс, а подозреваемому приходится сидеть в камере, как преступнику. Почему? Это делается только в том случае, если есть риск, что человек скроется от суда и следствия, что он может оказать давление на свидетелей, продолжить преступную деятельность и так далее. Но ведь эту меру применяют и в отношении тех, кто подозревается в преступлениях, не связанных с насилием. А если ее заменяют подпиской о невыезде или домашним арестом, общественность начинает возмущаться.
© Sputnik / Жоомарт Ураимов
— Недавно депутат ЖК, юрист Дастан Бекешев предложил запретить водворять под стражу на время следствия беременных и пожилых. Он привел статистику, согласно которой большинство подозреваемых у нас отправляют в СИЗО, а других мер пресечения суды словно не знают.
— Что касается беременных и людей старше 70 лет, то суд, конечно, должен учитывать эти обстоятельства. По возможности применять домашний арест, подписку о невыезде и так далее, однако категорично утверждать нельзя.
Несколько лет назад я защищал интересы лиц, пострадавших от мошенничества. Подозревали женщину, всего было около 40 эпизодов. Она приходила к старикам или в дома, где были дети без взрослых, и выносила все — золото, деньги... В момент задержания выяснилось, что женщина беременна. И как быть? Отпустить ее? Очевидно же, что скроется...
Люди разные. Бывает, у 40-летнего здоровье хуже, чем у 70-летнего, поэтому к каждому случаю надо подходить индивидуально. Прежде всего обращать внимание на состояние здоровья человека, на то, чем он занимается, заслуживает ли доверия и так далее. Меру пресечения нужно выбирать комплексно.
А если человека оправдают? Такое тоже бывает нередко... Но до этого подозреваемый год-полтора может находиться под стражей!
— Есть такая мера пресечения, как залог. Почему в нашей стране она не применяется?
— Избрание меры пресечения в системе уголовного судопроизводства — это самый коррупционный момент. На кону ведь стоит свобода. Конечно, есть и другие моменты, этические...
Что касается залога, то года два-три назад бывший депутат ЖК Мирлан Жээнчороев инициировал очень хороший проект. Его приняли, и сейчас в законе понятие залога есть, но эта мера не работает. По закону должно быть так: избирают меру пресечения, суд удовлетворяет ходатайство следователя или прокурора о том, что человека надо оставить под стражей, и сразу устанавливает сумму залога, при внесении которой человек сможет находиться на свободе, пока идет следствие. К сожалению, эту норму никто практиковать не хочет. Видимо, у нас хотят, чтобы деньги давали иначе.
Залог — гарантия того, что подозреваемый не сбежит, не скроется, будет вовремя являться на допросы. Если он нарушит правила, деньги перейдут в бюджет государства, а подозреваемого заключат под стражу. Разве нашему государству не нужные такие средства? Зачем держать человека в СИЗО, кормить, охранять? Логика мне непонятна.
© Sputnik / Евгений Биятов
/ — Подозреваемому вернут залоговые деньги, если суд признает его невиновным?
— Вернут в любом случае, даже если не оправдают. Главное, чтобы он не нарушил обязательства. В каждом случае суд устанавливает сумму залога в зависимости от тяжести преступления, личности подозреваемого и других обстоятельств. Все это прописано в действующем Уголовно-процессуальном кодексе КР, а вот на практике не работает.
У нас в кодексах вообще есть целые главы, которые не работают. Они словно написаны для юристов-теоретиков и журналистов. И в тех же кодексах есть много пробелов. Приведу пример: адвокат защищает интересы потерпевшего, правоохранительные органы отказывают в возбуждении уголовного дела, юристы не согласны и просят ознакомиться с материалами доследственной проверки, но им дают только постановление об отказе в возбуждении дела. А почему нельзя-то? Где предусмотрен запрет? Нигде. Но и права такого нет. Это не написано в процессуальном законе.
— В каких случаях закон предусматривает именно заключение под стражу?
— При наличии достаточных оснований полагать, что человек скроется от следствия, суда, будет препятствовать расследованию и так далее. Однако у нас, к сожалению, суды часто карательные и поддерживают сторону обвинения. Для них главное — соблюсти процедуру: чтобы на заседании присутствовали следователь, прокурор, обвиняемый, адвокат, вовремя начали, вовремя закончили... Хотя по закону они должны погружаться в суть дела, разбираться в предъявленных обвинениях. Ведь неслучайно в стране ввели институт следственных судей.
Следователи и прокуроры часто вменяют подозреваемым более тяжкие статьи, чтобы "закрыть" их. Видимо, так легче добиться нужных показаний. Например, задержали человека за хранение наркотиков, а вменяют ему сбыт. За хранение полагается пять лет лишения свободы, за сбыт — 15. Или вместо получения взятки вменяют вымогательство, вместо злоупотребления должностным положением — коррупцию...
© Sputnik / Асел Акмат
— А избрание меры пресечения вообще обязательно?
— Не обязательно. Если следователь/прокурор считает, что человек адекватный и понимает, что своими неверными действиями он рискует усугубить ситуацию, можно вообще не запрашивать меру.
— Адвокаты говорят, если подозреваемый за решеткой, стороне обвинения проще его "сломать".
— Это правда. Мне кажется, именно из таких соображений подозреваемых у нас заключают под стражу во всех случаях. Но если человека держат в СИЗО месяц, год, а потом суд оправдывает, необходимо признать его право на реабилитацию, восстановить на работе, возместить ущерб. Вот это у нас происходит крайне редко.
Или, скажем, человека обвиняли в более тяжком, особо тяжком преступлении, а в суде было доказано менее тяжкое. К примеру, обвиняли кого-то в соучастие в убийстве, но выяснилось, что соучастия не было — только укрывательство, то есть человек знал о преступлении и не донес, а за решеткой просидел год, как возможный соучастник.
— Как в этом случае он может потребовать возмещения нанесенного вреда?
— Требовать надо с государства. Вот когда государство будет платить, оно и спросит своих должностных лиц, почему не изучили обстоятельства дела как следует и держали человека в камере... Хотя тут есть риск, что ситуация пойдет в другое русло. Следствие и прокуратура будут всеми способами добиваться, чтобы человека осудили по тем статьям, которые они ему вменяют.
Когда нынешний генпрокурор вступил в должность, он дал подчиненным установку: если видите, что состава преступления нет, отказывайтесь поддержать обвинение. Прокурор должен просто сказать, что отзывает обвинение и просит прекратить рассмотрение дела в отношении конкретного человека. Это хорошо, когда органы умеют признавать свои ошибки, но в законе написали, что даже такой расклад не является реабилитирующим.
— Работает ли сегодня такая норма, как сделка со следствием? Относительно недавно она была очень популярна...
— Да, но эта практика опять же применялась неверно. В действующем законе есть сделка признания вины, а до 2021 года была сделка–сотрудничество, когда человек "сдавал" всех сообщников и получал минимальное наказание. Но потом кто-то сказал, что мы неправильно понимаем этот механизм, и норму отменили. Я не говорю о западных странах, но почему в России это работает? Называется досудебное соглашение... Почему в Казахстане работает? Почему именно с помощью таких возможностей там раскрывают организованные преступления, а у нас это не работает?
— Вы отметили, что на следственных судей возлагали большие надежды. Как считаете, почему они не оправдались?
— Следственные судьи у нас работают с 2019 года, но они до сих пор не почувствовали свою ответственность, не взяли процессы под контроль. Они тоже стали поддерживать карателей.
— Может, не хватает опыта?
— А сколько надо? Три года прошло — достаточно, я считаю. Конституционные права человека превыше всего. Кто может заставить следствие и прокуратуру работать по закону? Следственные судьи, судебная система могут. Но вместо этого они, к сожалению, дают понять, что не независимы. Хотя по закону они полностью защищены. Ни президент, ни депутаты, ни министры так не защищены. В Уголовном кодексе нет статьи "неуважение к депутату", или "неуважение к президенту", или "воспрепятствование деятельности министра", зато предусмотрена ответственность за неуважение к суду, воспрепятствование деятельности судьи, вмешательство в судебный процесс. Однако общество понимает, что судьи, к сожалению, до сих пор от кого-то зависимы.