Как Кыргызстан и Таджикистан могут изменить Центральную Азию. Мнение

14-15 сентября в Душанбе пройдет V Консультативная встреча глав государств Центральной Азии (Казахстана, Кыргызстана, Туркменистана, Узбекистана), подготовка к которой уже идет в соответствующих ведомствах стран региона. Повестка по понятным причинам пока не обнародована, за исключением формулировки о подготовке "важных документов и совместного заявления". Тем не менее предстоящий саммит имеет шансы не только стать важной точкой на пути снятия кыргызско-таджикских противоречий по границам, закрепив принципы дальнейшего их решения, но и открыть новые перспективы двустороннего и регионального сотрудничества в областях, ранее подробно не рассматривавшихся. Оставляя особенности политической нормализации дипломатам и политикам, лишь отметим, что восстановление доверия между руководствами двух стран, улучшение личных отношений президентов неизбежно отразятся и на уровне взаимного доверия народов.

Региональный консультативный процесс, начавшийся с инициативы президента Узбекистана Ш. Мирзиёева в 2017 году (выступление на 72-й сессии Генассамблеи ООН), впервые прошел в Астане в 2018-м и ознаменовал новый период отношений в Центральной Азии — активизацию регионального сотрудничества, устранение существовавших ранее препятствий в сферах транспорта, торговли, экономики и межгосударственных связей. Готовность Узбекистана идти на региональное взаимодействие и стремление решать главные противоречия с соседями кардинально изменили атмосферу в Центральной Азии, которую вот-вот можно назвать "пространством сотрудничества и взаимодействия". Однако есть два фактора — внешний и внутренний, которые пока не дают Центральной Азии быть таковой.

"Региональный консультативный процесс" — весьма осторожное название, которое, с одной стороны, говорит, что "мы готовы к сотрудничеству и диалогу", а с другой — указывает на неготовность "объединяться". Поэтому называть этот процесс интеграционным еще рано в силу того, что страны имеют свое видение национальных интересов и имеют разную готовность жертвовать частью суверенитета ради коллективных решений.

Говоря о внешнем факторе, отметим, что консультативный процесс был воспринят с большим энтузиазмом многими странами, в первую очередь Европейским союзом, который видел в этом шанс для реализации давней "мечты" о создании регионального объединения ("самостоятельной интеграции") без участия внешних сил, под которыми подразумевал Россию. Но объективности ради следует признать, что первой, кто об этом заявил, была Япония в рамках диалога "ЦА + Япония" в 2004 году. Объединения в ЦА, представляется, еще не будет длительное время из-за разности взглядов на степень интеграции в рамках региона.

Возможно, в этом году с учетом сложных отношений с Россией и санкциями против нее ЕС может ожидать "новых и смелых решений", если говорить в духе красивых западных формулировок, от стран Центральной Азии, и предполагается, что работа в этом направлении ведется. Однако, говоря проще о целях, Запад хочет видеть ЦА изолированным регионом из пяти стран, этаким форпостом в центре континентальных коммуникаций России и Китая, который свои внешние связи координирует с западным сообществом. В противоположность этому евразийское интеграционное пространство может соединять Шанхай и Санкт-Петербург без промежуточных региональных объединений, устраняя барьеры и препятствия.

Тем не менее влияние внешнего фактора некритично — пока еще ни одна страна региона не восприняла всерьез идею интеграции в отрыве от геополитических реалий Центральной Азии. В противоположность этому фактор внутренний куда более серьезный.

Внутренний фактор — это вопросы, связанные с кыргызско-таджикской границей и ходом переговорного процесса, и это сейчас серьезный вызов общей системе взаимодействия как между странами ЦА, так и с участием других государств, активно вовлеченных в торгово-экономические и политические процессы в регионе. А в условиях перманентных угроз безопасности, исходящих от Афганистана, сложности кыргызско-таджикского диалога могут привносить ненужную напряженность, в которой никто не заинтересован, не говоря уже о том, что это сказывается на общем пространстве ОДКБ, в рамках которого серьезные противоречия — ситуация исключительная.

Хронология конфликтных ситуаций на кыргызско-таджикской границе с 2012-го по 2022 год подробно рассматривалась многими аналитическими изданиями и СМИ. Повторное их рассмотрение не привносит ничего нового, кроме понимания того, что стороны признали необходимость не допускать более угрозы применения и использования военной силы в решении пограничных споров. Это уже серьезное позитивное достижение. За последние полтора года президенты С. Жапаров и Э. Рахмон провели целый ряд встреч и консультаций на полях ОДКБ, ШОС, в Китае (Сиань), а также в рамках других многосторонних саммитов, в частности, последняя встреча "ЕС — Центральная Азия" состоялась 2 июня 2023 года в Чолпон-Ате. Итоги двусторонних переговоров на его полях обнадеживают — президенты выразили удовлетворение результатом согласования государственной границы: общая протяженность — 626 километров, 102 из которых удалось описать за последние полтора года. Необходимо отдать должное тому, что политическая воля руководств двух государств, равно как и общая международная обстановка, подталкивают их искать "взаимоприемлемые решения на основе взаимного уважения и доверия", как и было отмечено по итогам чолпон-атинской встречи.

У кыргызско-таджикского сотрудничества большой потенциал, реализация которого может выйти далеко за рамки двустороннего диалога. В прошлом было принято считать, что Кыргызстан и Таджикистан, будучи малыми и не такими богатыми странами региона, не могут влиять на региональные процессы. В действительности множество фактов указывает на возможности как регионального, так и внерегионального характера, правильное использование которых может в будущем изменить Центральную Азию.

По данным ученых, Центральная Азия к 2030 году может начать испытывать серьезные проблемы с водой не только для нужд сельского хозяйства, но и для обеспечения быстрорастущего населения питьевой водой. Очевидно, что нерациональное использование водных ресурсов, пренебрежение нормами экологии, которые влияют на формирование ледников — источников воды в регионе, — это серьезная проблема, требующая коллективного решения. И здесь Кыргызстан и Таджикистан как источники основных водных ресурсов Центральной Азии (реки Сырдарья и Амударья формируются на их территориях) играют ключевую роль, без их активного участия обсуждение вопросов воды невозможно.

Улучшение отношений между Бишкеком и Душанбе может привести к координации действий в области гидроэнергетики в Центральной Азии и выработке общих для региона принципов использования водных ресурсов. Обе страны имеют гидроэнергетические проекты: строительство ГЭС "Камбар-Ата — 1", а также ряд других станций в Кыргызстане и строительство Рогунской и реабилитация Нурекской ГЭС в Таджикистане. Важно понимать, что эти проекты не наносят вреда экологии — дают и воду, и энергию. Однако в Узбекистане и Казахстане многие теплоэлектростанции до сих пор работают на угле. Все это, безусловно, влияет на ледники в ЦА и приводит к уменьшению их площади.

Поддержка странами региона национальных проектов Кыргызстана и Таджикистана в области строительства гидроэлектростанций и одновременное и постепенное сокращение количества ТЭЦ могут частично решить проблему. Однако необходимо думать о более эффективной и экологически безопасной энергии атома. В данном контексте без опыта России, которая сейчас является мировым лидером в этой области, не обойтись. К примеру, Узбекистан в 2017 году подписал соглашение с РФ о строительстве АЭС, ввод которой запланирован на 2033-й. Развитие атомной энергетики в ЦА может стать ответом на серьезные проблемы водноэнергетического характера в регионе.

Потенциал кыргызско-таджикских отношений традиционно рассматривается в двустороннем формате, и это объяснимо. Но что если рассматривать его как часть более обширного процесса? В Центральной Азии длительное время реализуется проект интеграции тюркского мира по инициативе Турции, который предполагает интеграцию стран по этническому принципу. Сейчас он называется Организацией тюркских государств (ОТГ). Однако в регионе проживают представители персидского этноса — таджики, которые в этих процессах, естественно, не участвуют и пока не выражают желания участвовать. Цели Турции в данном случае понятны — обеспечение стратегического присутствия в регионе.

Однако Центральная Азия — это территория взаимного влияния персидского и тюркского элементов, исторически и культурно один без другого формироваться не мог. Это взаимное влияние символизирует особенность Центральной Азии, пространство постоянного взаимодействия и культурного, духовного обмена. Не следует забывать, что последние 2-3 года в Центральной Азии становится все более ощутимым присутствие Ирана: в регионе появляются товары и продукты из этой страны, также стабильно растет его научная, культурная и политическая активность. Однако у Ирана нет внешнеполитической стратегии в отношении Центральной Азии, за исключением программного выступления президента Э. Раиси о приоритете развития отношений с соседями. В июле 2023 года Иран официально стал членом ШОС и, следовательно, уже частью процессов в регионе, входящем в пространство организации.

Улучшение отношений между Бишкеком и Душанбе может привести к интересной внешнеполитической инициативе — тюркско-персидскому диалогу в Центральной Азии. Таджики как представители персидского этноса и кыргызы как представители одного из древнейших тюркских народов могут создать площадку, в рамках которой страны Центральной Азии в полном составе, без разделения на этничность, а также Турция и Иран могут создавать новые формы сотрудничества и взаимодействия, которые отражают исторические, культурные и этнические особенности региона.

Если максимально использовать консультативную встречу глав государств Центральной Азии как для улучшения кыргызско-таджикских отношений, так и для выдвижения региональных инициатив, то Кыргызстан может значительно повысить свою роль в региональных и международных делах в обозримом будущем.