Сергей Маркедонов, ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России, главный редактор журнала "Международная аналитика" — для Sputnik
"То, что происходит в Нагорном Карабахе, для нас большой урок, потому что замороженные конфликты означают столкновения в будущем, в которых международное сообщество бессильно" — это оценка президента Сербии Александра Вучича. Его страна географически находится далеко от Кавказского региона. Но во многом процессы, которые развивались в 90-е годы на территории бывшей Югославии, имеют схожие алгоритмы с ситуацией на постсоветском пространстве. И в этом контексте очередная военная эскалация в Нагорном Карабахе стала напоминанием не только соседям Армении и Азербайджана, но и всему миру, насколько зыбким может быть застарелый неразрешенный межгосударственный и межэтнический спор.
Карабахский конфликт: не только Кавказ
Сегодня, когда военное противостояние между Баку и Ереваном продолжается, значительное большинство публикаций фокусируется на его ходе и возможных последствиях для конфликтующих сторон. Но конфликт в Карабахе по своей значимости выходит далеко за рамки отдельно взятого региона. И тем более отдельно взятого противостояния. Он снова возвращает нас к коллизиям между принципами государственной целостности и национального самоопределения.
Может ли Турция вытеснить Россию из Закавказья?
В переговорах под эгидой Минской группы ОБСЕ эти два принципа рассматриваются как равноценные. Скептики могут сказать, что в нынешних условиях для возвращения в дипломатическое поле нет предпосылок. Но стоит иметь в виду, что любая война заканчивается миром, вопрос лишь в его условиях. И если это так, то трудно представить себе появление какого-то документа, сильно отличающегося по своей сути от того, что представлено в так называемых базовых принципах нагорно-карабахского урегулирования.
Однако сами эти принципы — компромисс между двумя дискурсами: территориального единства и самоопределения. И дискуссия вокруг примата того или другого принципа неизбежно возвращает нас в 1991 год. В ходе распада и СССР, и Югославии эти вопросы были в центре всеобщего внимания. И сегодня, почти через три десятилетия после двух тектонических сдвигов, существенно перекроивших политико-географический ландшафт Евразии, становится намного более наглядно и ощутимо: случись процессы распада двух многоэтничных государств в соответствии с четкими правовыми критериями, затяжные конфликты могли бы или не произойти, или протекать в более мягкой форме.
Но тогда верх взяли соображения политической целесообразности, а международное сообщество согласилось принять за основу юридический принцип uti possidetis (сохранение административных границ), не утруждая себя арбитражем и выстраиванием переходных механизмов от статуса союзных республик и автономий к новым независимым государствам. Законодательство о сецессии, которое имелось в том же СССР (документы о праве выхода из единого государства, принятые в апреле 1990 года), даже не были никем особо приняты во внимание. Как результат "окукливание" конфликтов, к разрешению которых внешним игрокам все равно пришлось приступать. И еще придется. Новая эскалация на Кавказе напомнила об этом еще раз.
В чем Россия и Запад едины?
В последние годы о постсоветских этнополитических конфликтах пишут, как правило, через призму "большой геополитики". В абхазском и югоосетинском контексте речь ведут о противостоянии между Россией и НАТО, а в приднестровском — о конкуренции РФ и Евросоюза.
Но карабахский кейс резко выделяется на этом фоне. Здесь Россия и Запад (в лице США и Франции как сопредседателей Минской группы ОБСЕ) едины во мнении относительно обновленных Мадридских принципов как фундамента будущего урегулирования. Оперативное появление совместного заявления Владимира Путина, Эмманюэля Макрона и Дональда Трампа о необходимости скорейшего прекращения огня и возвращения в дипломатический формат трудно представить, если бы речь шла о каком-то другом конфликте. К слову, главы трех государств — сопредседателей Минской группы совместно обращались к Баку и Еревану лишь в канун известной Казанской встречи 2011 года. После этого переговорный процесс перешел в стадию скорее управления конфликтом, чем его разрешения.
Конфликт и соседи
В карабахском конфликте стороны противостояния не идентифицируют себя четко с интересами только России или только Запада и само противоборство не выстраивают таким же образом. Однако роль третьих сил здесь не следует недооценивать. Прежде всего необходимо говорить о трех соседях Армении и Азербайджана — Турции, Иране и Грузии. И о трех моделях реагирования.
Президенты России, США и Франции сделали заявление по Нагорному Карабаху
В первом случае мы видим полную поддержку позиций Баку и жесткую критику мнения "большого трио" по урегулированию. Столь жесткой и однозначной турецкой поддержки Азербайджана не было начиная с 1991 года, хотя Анкара не скрывала никогда своих политических симпатий.
Иран можно рассматривать как пример иного рода. Еще в начале 1990-х годов, столкнувшись с новыми реалиями, появлением новых независимых государств на Кавказе, Тегеран пытался зарекомендовать себя в качестве медиатора. Затем иранская сторона отошла в тень, но позиция осталась неизменной — урегулирование должно быть на основе мирного решения и компромисса самих участников конфликта. При возможной поддержке стран-соседей, но без вмешательства внешних сил, каковыми в Тегеране считаются ЕС и США. Отсюда, при вполне мирной риторике, неприятие базовых принципов урегулирования конфликта, предполагающих проведение миротворческой операции.
Особняком в этом ряду стоит Грузия. Эта страна не обладает мощными военными ресурсами Турции и Ирана — государств, стремящихся к роли самостоятельных евразийских держав, способных бросить вызов ведущим мировым игрокам. Грузия сама пережила два этнополитических конфликта. И потеря Абхазии с Южной Осетией остается незаживающей травмой не только для политического класса этой страны, но и для ее граждан. Но в то же время официальный Тбилиси с самого начала карабахского конфликта выразил готовность помочь в посредничестве между конфликтующими сторонами.
По справедливому замечанию теоретика международных отношений Роберта Ротштейна, "малые державы даже без ядерного оружия могут влиять на международные отношения, что выходит далеко за рамки их региональных субсистем". Что же за ресурс имеется у Грузии?
Президент Саломе Зурабишвили (в прошлом французский карьерный дипломат и глава грузинского МИД) уже предложила встречу в Тбилиси в формате переговоров под эгидой Минской группы. Это, с одной стороны, укрепляет связи Грузии с западными партнерами, а с другой — не рассматривается как фактор, который мог бы нервировать Москву.
Фронт фейков и опровержений — как работает контрпропаганда в Карабахе
Не стоит забывать, что внутри самой Грузии проживают многочисленные общины армян (Джавахети) и азербайджанцев (Квемо Картли), а также у Тбилиси и Баку есть неразрешенная проблема вокруг монастырского комплекса Давид-Гареджи. Все это заставляет руководство страны задействовать различные страховочные механизмы, ибо проблема Карабаха наряду с внешнеполитическим воздействием имеет и внутриполитическое продолжение, а стабильность в стране, межэтнический мир — основа основ.
Таким образом, очередная эскалация конфликта в Карабахе вновь показала, что любое противостояние развивается не в вакууме. Оно мгновенно актуализирует как исторические сюжеты, так и актуальные проблемы не только в отношениях противостоящих друг другу сторон, но и влияет на положение дел у соседей, воздействует на более широкие международные контексты.
