Профессору Калдарбеку Абдраманову обязаны жизнью как минимум шесть тысяч человек — это только те, кого он лично прооперировал. Если вспомнить всех его пациентов, счет перевалит за несколько десятков тысяч — практически население небольшого города.
Доктор работает попеременно в Бишкеке, Оше и Джалал-Абаде. Именно в последнем городе он провел ту самую невероятную операцию, во время которой отключился свет.
— Легко ли это — смотреть на человеческое тело во время операции?
Я перечитал книги по хирургии, с утра побежал в больницу, не позавтракав, — лишь бы не опоздать. Сначала все было хорошо, сделали разрез. И тут хирург скальпелем задел сосуд — кровь "выстрелила" на два метра. Прежде чем отключиться, я успел подумать: "Как стыдно, что эти молоденькие медсестры увидят".
— Но чего стоит одна только операция трехлетней давности, в разгар которой отключили свет, и вы оперировали сердце 23-летней пациентки под фонариками телефонов!
— Это даже не я ее спас, а молодой доктор Абубакир Хамуталиев. Он вручную крутил аппарат, который обеспечивал пациентке кровоснабжение. Если бы он делал это слишком медленно, она бы умерла. Если бы слишком быстро — тоже: лопнули бы сосуды. Я тогда сказал ему: "Ты же помнишь, как ролик должен крутиться? Закрой глаза, доверься интуиции и крути". Он безостановочно делал это 36 минут! Кстати, потом один журналист попросил покрутить ту самую ручку, и уже через пять минут ослаб от усталости.
В кардиохирургии, в отличие от той же общей хирургии, успех зависит не только от хирурга. Мы работаем командами по восемь человек. Если бы тогда хоть кто-то из нас ошибся, мы бы потеряли пациентку. За эти 36 минут без электроэнергии она могла умереть 36 раз… В глубине души я понимал, что девушка может не пережить операцию, но старался не подавать виду. Если бы ребята заметили, что у руководителя трясутся коленки, у них бы опустились руки.
— А первого своего пациента вы запомнили?
— Мне тогда было 26 лет, и я работал в Национальном госпитале. Наблюдал пациентов из одной палаты, среди которых была 18-летняя девушка, очень красивая. Имени ее не помню, а фамилия врезалась в память на всю жизнь — Тагаева. У нее был порок сердца. Тогда я не очень хорошо представлял, что это. Сегодня оперирую таких больных за 13 минут — рекорд! А в то время… Мы три часа возились с ее сердцем, медицина еще не была так развита… Через два дня после операции она умерла. Прошли годы, но, когда я встречаю людей с этим диагнозом, перед глазами до сих пор всплывает ее лицо.
— Какая грустная история!
Первая операция — самая важная для хирурга. У меня был однокурсник, который хорошо учился, но его первая пациентка скончалась на операционном столе. Больше он оперировать не смог.
— Чем пациент может вас разозлить?
— Иногда я действительно не понимаю людей. Однажды пришла 30-летняя девушка ростом 1,6 метра, которая весила 96 килограммов. У нее был порок сердца, требовалась операция. Я объяснил, что с таким весом ее оперировать нельзя — слишком рискованно. А она на меня по-женски обиделась: "Вы не имеете права отказаться, вы обязаны!". Спорили, и в итоге я доказал, что ее вес смертельно опасен. Обещала похудеть. Однако удалось ей это только спустя три года! А после операции эта пациентка снова поправилась.
Выводят из равновесия и некоторые родители. Иногда ребенку требуется экстренная операция: еще пару дней, и все — ни один хирург за него не возьмется. Я объясняю это родителям, а они разводят руками: "Денег нет". Начинается спор. "Если у тебя сейчас, не дай бог, родственник умрет, ты же лошадь для поминок зарежешь?" — спрашиваю отца. Отвечает, что зарежет, конечно: стыдно, мол, без лошади. То есть на лошадь он деньги найдет, а те же 80 тысяч сомов на ребенка — нет. Мы спорим, долго спорим… Мне даже плохо становится. Как можно не понимать таких простых вещей?!
— О каком пациенте вы будете вспоминать до конца жизни?
— Этой женщине было 52 года. Она жила в каком-то селе и давно нуждалась в операции. Ее семья была очень бедной, тысяча сомов считалась настоящим богатством. Женщина долгие годы копила на лечение, но потом у нее умерла родственница, и вся сумма ушла на похороны.
У этой пациентки была дочь-школьница. Она рыдала: "Доктор, спасите маму!". Надо было попробовать… Я объяснил женщине, что шансов у нее немного. Всей страной собрали деньги, она приехала ко мне в Джалал-Абад. Чтобы спасти ей жизнь, нужно было действовать очень быстро: я управился за семь минут. Она пришла в себя, а я целую неделю ходил счастливый…
— Вы хоть раз плакали на работе?
— Хуже. Когда люди доверяют тебе самое ценное — своего ребенка, а во время операции что-то идет не так, ты снимаешь перчатки и понимаешь: все, проиграл. Теряешь себя, думаешь: хватит, больше никогда не возьму в руки скальпель! Это даже не плач. У тебя нет ни слезинки, но каждая клетка твоего тела болит. А еще надо объяснить родителям, почему их ребенка не стало…
Но утром ты увидишь у своего кабинета толпу. Доктор, спасите маму! Доктор, помогите сестренке! Как сказать им, что я больше не могу?! Берешь себя в руки и работаешь дальше.
Хирурги долго не живут, это факт. Уважайте хирургов. А хирургов в Кыргызстане уважайте вдвойне.
— С современной медициной у нас дела совсем плохи?
— В Бишкеке все более-менее хорошо, а вот в регионах… Когда-то Кыргызстан входил в пятерку республик Советского Союза по уровню развития кардиохирургии, сейчас же мы плетемся в самом конце.
Не дай бог чиновникам работать в таких условиях, в каких трудятся мои коллеги. Заметьте: молча трудятся. Доктора потихоньку уходят из государственных клиник в частные. А что будет, если все уйдут? Кто будет лечить простых людей?
Я уже не молод, мне часто говорят: "Зачем ты нервничаешь, постоянно выступаешь, критикуешь?". А я просто вижу, что правительство сейчас новое, молодое. Вдруг кто-нибудь меня услышит?
