С Санкт-Петербургом у нас отношения не складывались. Сперва он нас не сильно интересовал просто потому, что ничего нового об известном каждому городе не скажешь, да и сам он, скорее всего, никаких открытий нам не приготовит. Сконцентрировали все силы на остальных десяти городах ЧМ-2018 и постарались забыть о Питере вовсе.
Но от судьбы не уйдешь. В нашем случае — от работы. В коротких паузах между поездками по стране нам все-таки приходилось срываться в город на Неве. Записать интервью у известного футболиста, заглянуть на стадион "Зенит Арена".
— Когда я только начинал играть в 1996 году, практически каждый футболист из состава сборной Армении был для меня наставником. Многие играли еще во времена СССР и были для меня кумирами. Из нынешнего поколения армянских футболистов я бы выделил главную звезду — Генриха Мхитаряна. Это высочайший уровень и человека, и спортсмена. Я восхищаюсь его игрой и ничуть не жалею, что его слава затмила мои достижения. Такой футбол меня только радует.
Перелом в отношениях с Питером случился во время знакомства с Олегом Крикуном. Вы наверняка видели по телевизору или в интернете этого талантливого парня. Из последних его сенсационных появлений — выступление на одном из телевизионных музыкальных конкурсов в компании Максима Фадеева и Кристиной Кошелевой. Песня "Сердце наружу", сильнейшая композиция.
Олег Крикун не видит. Врожденное заболевание глаз — музыкант различает лишь яркие пятна и темные силуэты. Да простит нас Олег за поиск причин и аналогию, но, похоже, за великолепный голос и абсолютный музыкальный слух природа взяла у него зрение. А может, и наоборот: компенсировала недуг другими талантами, кто знает.
Именно Олег помог нам полюбить Питер. До него мы все делали не так. Мы смотрели на город, а надо было чувствовать. Как Олег, который однажды приехал в Санкт-Петербург — без планов остаться, просто как в очередную географическую точку в жизни юноши.
Он не мог оценить внешность города, ему были абсолютно не интересны разводные мосты и белые ночи, пик Адмиралтейства и каналы. Олег не видел ничего из того, чего жаждет турист, но он слышал и чувствовал. Слышал спокойные вежливые голоса прохожих, обращенные к нему, чувствовал их заботу и готовность помочь… Без возможности рассмотреть окружающий мир он ощутил себя в родном месте, где ему рады.
После такой искренней истории мы перестали капризничать, отключили режим жадного до впечатлений туриста и оставили попытки найти в Санкт-Петербурге нечто, достойное очередного описания. Мы переключились на людей, на их судьбы и истории — мы смотрели на город глазами других людей. Людей достойных, талантливых, мудрых. Но про один наш день в Петербурге мы вам расскажем.
Солнечный джаз
В семь утра в Москве пасмурно и хмуро настолько, что вагон "Сапсана" кажется спасением — тепло, мягко и успокаивающе надежно. Через четыре часа поезд прибывает в Санкт-Петербург. Не по-питерски, не по сценарию, не по ожиданиям. Никакого ноктюрна на водосточных трубах — слегка оплавленный джаз полулетнего солнца.
— А где серый Питер?
— Без понятия. Потом поищем.
Питер психанул. Решил разорвать все шаблоны. Каждый угол, каждый квадратный метр, каждая деталь улиц, зданий, людей — либо освещены солнцем, либо подчеркнуты контрастом тени. Потрясающее зрелище. Садимся в такси, опускаем стекла: в окне бесконечно начинается и продолжается новый фильм.
Первое место встречи — особняк Румянцева. Герой — певица Светлана Назаренко, лидер группы "Город 312". Питерский концерт группы был вчера, но, узнав, что мы расскажем о встрече ее родному Кыргызстану, Светлана специально задержалась в городе еще на один день. Интервью решили писать в экспозиции реконструированной коммунальной квартиры. Безропотно передаем гостью Марату: при всей любви к творчеству музыкального коллектива торопимся выжать из Питера максимум, ведь в семь вечера обратный поезд.
Культурная столица
Рядом стоит смотрительница зала. Женщина, возраст которой определяется исключительно уровнем интеллигентности. Ей хватило беглого представления всей нашей команды. Она запомнила каждого поименно.
— Нравится вам здесь?
— Очень. Если честно — никогда не был в коммуналке. Вы их помните?
— Так а что помнить? Я и сейчас в коммунальной квартире живу.
Разговор завязывается сам собой. Елена — петербурженка не в первом поколении. И для подтверждения не нужно смотреть прописку: смотрительница будто вышла из того самого Питера, каким мы его себе представляли.
— Тяжело в коммуналке жить?
— Нет ответа. Все зависит от соседей. Есть еще устоявшиеся коммуналки. Те, в которых десятилетиями люди живут вместе. Их не назовешь общежитием: это уже семья — со своими плюсами и минусами. Но после девяностых все изменилось. Люди покупают квартиры, свои комнаты сдают. Коммуналки превращаются в проходной двор. Новые жильцы не воспринимают эту комнату, эту квартиру как свой дом. Для них это — чужое место. Отношение соответствующее. Коммуналки остались — культура ушла.
— Подождите. А как же культурная столица?
— Ушло это. И продолжает уходить, к сожалению. Изменился и город, и люди.
— Когда?
— Сложно сказать. Наверное, все начало меняться после войны. На примере тех же коммуналок: война невероятно сблизила людей в Ленинграде. Чужих не было. Все стали одной большой семьей. Но была и вторая сторона: дети. Люди, которые помнят ужасы войны, которые росли в тяжелые послевоенные годы, когда все приходилось поднимать с нуля, — рожая детей, они говорили себе: "У моего ребенка будет все". Мы расшибались в лепешку, чтобы наши дети не знали, что такое лишения. Мы баловали их. Наверное, больше, чем нужно.
— И испортили?
— Смотрите: я помню себя молодой. Мне никогда в голову не приходило сесть в метро. Я всегда держала в голове, что нужно оставлять места другим — взрослым. У нас было непререкаемое уважение к старшим. Сегодня молодежь живет иначе. Другое воспитание, плоды которого мы видим ежедневно.
— То есть получается, что виноваты вы?
— Получается, что так.
Питер изменился. Об этом говорят те, для кого он был родным, те, кто успел познакомиться со старым Питером, которого уже нет. Это превратилось в своего рода печальный мем: "Помню, раньше Питер был!.." Былое клише культурной столицы стало своего рода карнавальным костюмом: как мундир Петра I на Дворцовой площади, в который небрежно наряжаются попрошайки, не клянчащие копейку, но с достоинством требующие вознаграждения за чтение стихов Бродского.
Культурный китч, производящий впечатление на наивных приезжих и вызывающий раздражение у коренных. Обман, который должен оскорблять в лучших чувствах, но… Не оскорбляет. Жульничество и игра оказались настолько искренне-наглыми, что гармонично вписались в облик города, сумев не изуродовать его своей карикатурностью.
Так неужели культурная столица России удерживает свой громкий статус лишь благодаря прежним заслугам? Может быть, действительно этот город остался на месте, пока остальные города идут вперед? За ответами мы отправляемся в Академию русского балета — на встречу с ректором, известным на весь мир артистом балета Николаем Цискаридзе.
Николай не только успокоил нас по поводу состояния культуры в Санкт-Петербурге, а заодно и русского балета, по-прежнему лучшего в мире, но продемонстрировал понимание происходящего в российском футболе и отменное чувство юмора.
Вид сверху
Мы заканчиваем интервью и отправляемся в сторону легендарных питерских крыш. Они тоже стали иными: времена безбашенных прогулок закончились. Все монетизировано и благоустроено. Крутые жестяные скаты исполосованы прочными деревянными подмостками, позволяющими наслаждаться романтикой города без угрозы для жизни и здоровья.
Романтика выжила и в этих условиях: мы вместе поднимаемся на восьмой этаж, пригибаясь, заходим в чердачное помещение, пролезаем в узкий дверной проем и ныряем в верхние слои города. Бесконечные настилы крыш, украшенные солнцем, в сотне метров внушительный купол Исаакиевского собора, внизу — глубокий колодец двора.
Говорят, попасть в Питер в солнечную погоду — большая удача. Нам повезло: наше первое знакомство состоялось именно в такой день. Первое впечатление уже сложилось. Менять его мы не собираемся. Так что в ближайших планах — начать добиваться взаимности.