Мне было 7 лет. Это произошло 31 августа, потому что на следующий день, точно помню, мне нужно было идти первый раз в первый класс. Я был в превосходном настроении и бегал-играл на улице. Жил я тогда у бабушки в городе, а родители остались в совхозе за 40 километров от столицы (мама хотела, чтобы я окончил школу именно в городе, а не в селе).
Я бегал на площадке перед домом, где было полно детей. Двор напоминал скопление огромной стаи воробьев, громко споривших на своем птичьем языке. Мы играли в догонялки. И вот за мной погналась девочка. Я ринулся от нее, что-то не рассчитал и уже в следующий момент полетел головой прямо в песочницу. Чуда не произошло, и я угодил-таки местом чуть выше лба в самую острую часть этого детского сооружения — в угол.
Когда дверь открылась и бабушка увидела меня, у нее так округлились глаза, что я понял — дело плохо. В коридоре я глянул в зеркало и сквозь слезы увидел реально страшную картину: лицо в крови, футболка в крови, руки в крови. А в месте, из которого текла кровь, — черно-красная дырень. Ну так мне тогда показалось, по крайней мере.
Бабушка взяла себя в руки и начать звонить в "скорую". А я уже лежал в детской на кровати, на скорую руку умытый и немного обработанный перекисью водорода. Я слышал, как из коридора доносился взволнованный голос бабушки: "Алле! Через сколько приедете? Что?! Зашивать будете?!".
Я закричал: "Не надо зашивать!" и зарыдал. Мне было очень страшно, а еще больно и обидно, что в такой момент рядом ни мамы, ни папы. Больше всего на свете мне тогда хотелось, чтобы рядом оказалась мама. Но родители находилсь за 40 километров от меня и должны были приехать только утром, перед самой школой.
"Если Ты есть, сделай так, чтобы моя мама появилась сейчас", — всхлипывая, обратился я вслух к Богу. Я знал уже тогда, что Его существование не доказано, но многие в Него верят, и ребенком поставил ему такое условие. Рассчитывал ли я, что Он меня услышит? Конечно! Ведь я еще верил в чудеса.
Ровно через 5 минут в комнату вбежала мама и начала меня целовать, обнимать и успокаивать. Мне стало намного легче, даже боль прошла. Я лишь подумал, что "значит, это и есть доказательство".
Оказывается, мама с папой выехали в город полтора часа назад. Просто почему-то маме захотелось выехать не рано утром, а "сейчас". Никто, да и она сама, не может объяснить, почему ей так захотелось. Но папа послушал ее, и они, быстро собравшись, сели на последний автобус во Фрунзе.
Потом приехали врачи, мы с мамой сели в карету "скорой". По дороге водитель даже спросил у меня, включить ли сирену. Я утвердительно кивнул. Он включил. И все на улице оборачивались на нас, а машины пропускали. Меня распирала гордость, что мне уделяют столько внимания и я такой значимый. В больнице меня завели в операционную и положили на стол. Под местным наркозом наложили три шва. Я не плакал. Да и не было больно. Так, чуть-чуть, ведь со мной была мама. А я должен был показать ей, что уже большой и не плакса. Хотя полчаса назад заливался слезами.
На следующий день мы с мамой пошли в школу. Я был с перевязанной головой и цветами, но счастливый.
Тот день мы иногда вспоминаем, когда собираемся всей семьей. Когда мама рассказывает, что влетела на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки, будто олимпийский чемпион по бегу с препятствиями, мы смеемся. И да, шрам есть до сих пор. Как доказательство.
