Апофеоз этого процесса — система анклавов. Внутри Баткенской области КР находятся принадлежащие Узбекистану Сох, Шахимардан, Чон-Гара и Джангайл, а также принадлежащие Таджикистану Ворух и Западная Калача; внутри РУз — кыргызстанский Барак и таджикистанский Сарвак.
Ферганский архипелаг
Сох — полноценный район с десятками тысяч жителей, а Западная Калача — безлюдное поле. Шахимардан отделяют от границы десятки километров, а Джангайл и Сарвак хорошо видны с территории соседней страны. В Сох непросто попасть даже гражданину Узбекистана из других районов, а Чон-Гару можно проехать насквозь, не заметив среди прочих сел. При этом, например, в Кыргызстане есть населенные преимущественно узбеками Араван, Арсланбоб и даже целый город Узген, однако анклавами они никогда не были.
Остальные анклавы "оторвались" от своих республик постепенно: национальное размежевание здесь прошло раньше коллективизации и прикрепления кочевников к земле, сопровождавшегося основанием новых сел. Уточнение границ республик проводилось еще позже, и на картах разных лет можно видеть, как длинный выступ Узбекистана вверх по реке Сох к 1960-м годам превратился в два анклава.
Добавьте сюда весьма прохладные взаимоотношения среднеазиатских стран и не раз сотрясавшие юг КР кыргызско-узбекские конфликты. Анклавы добавляют напряженности, и многие из них являются предметом вялотекущих территориальных споров. Таких, которые по негласным правилам игры и не должны разрешиться.
Прозрачные границы
С холмов левого берега я долго вглядывался в длинный ряд по-узбекски добротных домов, надеясь увидеть хоть какие-то "признаки" Узбекистана — например, флаг или статую птицы Хумо. Перейдя по утлому мостику широкое, но осенью почти сухое русло быстрого Соха, мы поняли, что границу никто не охраняет. Неизведанное манило, и мы осторожно направились к домам за приречным лугом.
Прохожие, будь то пастухи на лугу или ярко одетые женщины у домов, реагировали на нас абсолютно равнодушно — при том, что иностранный турист здесь явно не частый гость. В какой-то момент меня даже одолели сомнения: а знают ли сами жители, что у них тут анклав? Но вот рядом притормозила машина, и вышедший из нее парень, с улыбкой указав на землю, произнес: "Узбекистан территория!".
Мы в ответ поздоровались по-русски. Молодой человек рассказал, что сейчас в анклаве живут преимущественно кыргызы, а узбеков с каждым годом все меньше, что границы как таковой нет — как нет и ни одного узбекского силовика, и лишь на главном выезде к трассе иногда стоят кыргызстанские солдаты. О связи с Узбекистаном собеседник сказал что-то неопределенное. Как я понял, когда нужно, ездят и туда, но по факту привыкли жить в Кыргызстане.
Единственная асфальтированная улица Чон-Гары — часть сквозной дороги, которая ведет к кыргызским селам. От нее на гряду холмов карабкаются извилистые переулки. Там, наверху, есть мощный арык, но навигатор чертил нам границу не по нему, а через помойку за арыком. Случайно ли жители анклава выбрасывают мусор прямо на линии границы?
Мы вошли в Чон-Гару "с черного хода". Основной въезд в село — с севера, где проходит трасса Баткен — Ош. Там все-таки стоит небольшой армейский пост Кыргызстана, но военные проверяют машины выборочно и не уполномочены ставить штампы о пересечении границы.
Почти обычное село
Внешне Чон-Гара — самый обыкновенный кишлак. В окрестном пейзаже привлекают внимание разве что ржавые скважинные насосы-"качалки" — село стоит на краю небольшого и старого месторождения нефти.
Но войдя в анклав пешком, невольно начинаешь вглядываться в повседневную жизнь: пейзажи узких улиц меж высоких дувалов на подклетах из проложенных глиной камней, дома-каре с резными воротами, коровы на лугах, фруктовые сады и дымящие тандыры за оградами. Жизнь среднеазиатской глубинки удивительно размеренна, и в этом небольшом селе есть, кажется, все, что нужно непритязательному человеку.
Самые капитальные здания в Чон-Гаре — больница и школа. На ограде больницы мы увидели плакат с лозунгом на узбекском (латиницей) и силуэтами зданий Ташкента, а под ним — припаркованные машины с номерами Кыргызстана. Здесь нашелся и единственный в селе представитель власти — больничный охранник, не забывший полистать наши паспорта и пожелать счастливого пути. Он, кажется, и сам не знал, можно ли нам здесь находиться.
Но если взрослые в Чон-Гаре встречали нас сдержанно и вежливо, то среди детворы, впервые увидевшей иностранцев, начался переполох. Я в тот момент был рад, что мы подошли к школе во время перемены, — иначе сорвали бы урок.
В маленьком темном магазине в глиняном здании с земляным полом принимают к оплате и узбекские сумы, и кыргызские сомы. В сумах получают зарплату бюджетники, сомы привозят из Баткена торговцы и возвращающиеся из России через Кыргызстан трудовые мигранты. Да и жители окрестных, кыргызстанских сел часто заходят в этот магазин, чтобы купить узбекистанских продуктов, в том числе — водку, которая пользуется здесь спросом.
Сегодня узбеки в Чон-Гаре составляют лишь около половины населения. Кыргызы постепенно заселяют анклав. Сельская архитектура Чон-Гары более характерна для Узбекистана, а облик прохожих, будь то черты лица или одежда, — чаще кыргызский. Однако не чувствуется и тени враждебности. Здесь вообще не чувствуется никаких эмоций. Даже прохожие в переулках не бросали вслед нам удивленных взглядов. Чему удивляться, когда живешь в анклаве размером с одно небольшое село?
Обязательно почитайте мнение еще одного москвича о Кыргызстане. Радик Айбашев рассказал, каким он увидел Бишкек.