Ксения Савельева несколько лет обучалась на полиграфолога в Москве, Екатеринбурге и Алматы. Она занимается проверкой банковских сотрудников, а также помогает расследовать уголовные дела. Нередко к ней приходят и с частными вопросами.
— Наверное, вашим близким приходится непросто. Я бы не хотела жить с человеком, у которого в чемоданчике детектор лжи.
— Меня часто спрашивают, тестирую ли я близких. Нет и никогда! Как только у меня возникнет мысль использовать полиграф в своей семье, то это все, трагедия. Значит, у меня нет ни семьи, ни близких людей. Я не люблю копаться в чужом белье, но иногда беру подобные заказы.
— С какими личными вопросами к вам обращаются?
— Супружеские измены — очень модное направление, с этим обращаются часто. Например, был случай с женщиной, которая попала в гинекологическую больницу. Когда муж приехал ее забирать, ему выдали справку, что у жены обнаружили остатки плодного яйца, то есть она была беременна.
Проблема в том, что у них в это время не было интимной близости, и муж сразу потребовал развода. Однако женщина утверждала, что врачи перепутали документы, так как по соседству с ней лежали пациентки после выкидышей и абортов.
Также женихи проверяют прошлое невесты перед свадьбой. Инициаторами такой проверки выступают даже не женихи, а их родители. Им интересно, как жила девушка, нет ли у нее корыстных мотивов при вступлении в брак, не скрывает ли она судимых родственников.
При этом мужчины у нас на проверку не соглашаются. По изменам я не тестировала ни одного мужчину! Своих женщин они добровольно-принудительно приводят, а сами — ни за что!
— А можно ли надеть на человека детектор помимо его воли?
— Нет, все должны подписать добровольное согласие на прохождение. Без документов я не имею права даже надеть датчик на человека.
— Мне кажется, что такие семьи рано или поздно рушатся...
— Я не веду статистику, не знаю, что происходит дальше, да и не хочу знать. Провела тест, и все. Даю лишь объективную картину, а что делать с этой правдой — не моя забота.
— Но ведь вопрос измен очень спорный. Например, кто-то готов убить супругу лишь за взгляд на чужого мужчину…
— Да, а для кого-то и половой акт не измена, если речь идет об определенных видах. Если вы узнаете, с чем ко мне обращаются, какие подробности приходится выяснять, у вас будет легкий шок!
— Давайте представим ситуацию: муж приводит к вам зареванную жену, а она в личной беседе сознается, что измена была, но она об этом сожалеет и очень любит супруга. Умоляет не раскрывать ее тайну. Вы пойдете на подлог?
— Это очень тяжело, но я не могу искажать результаты ни при каких условиях! Ни из жалости, ни за деньги… Да, просили поменять результаты, делали разные предложения, но нет, нет и нет! Я не хочу лишиться репутации!
— Если бы мое начальство сказало, что все сотрудники должны пройти проверку на полиграфе, то меня бы это напрягло. Нет, я не беру взятки и не делаю ничего плохого, но вдруг вы спросите что-то личное, а ведь у всех есть скелеты в шкафу…
— В контексте работы я ничего личного не спрашиваю, меня интересует лишь, брали ли вы взятки, сливали ли конфиденциальную информацию за деньги, причиняли ли компании умышленный вред, не состоите ли в сговоре с кем-то из коллег.
Обычно начальник приходит и объясняет ситуацию: "Я думаю, у нас в компании происходит такое-то, я точно не знаю, но хочу узнать". Если брать статистику, то около половины сотрудников — отличные ребята, еще 40 процентов — люди, с которыми можно работать. Остальные 10 процентов — это нечистоплотные сотрудники.
— Часто сотрудники отказываются от детектора?
— Очень редко. Из 1 500 человек, которых я проверила, было всего 4 отказа. Чаще всего люди просто не приходят, иногда даже сбегают.
— С какими делами работать сложнее всего?
Например, девочка-подросток заявляет, что папа смотрит на нее не как на дочь. Потом выясняется, что папа просто хотел, чтобы она училась, а та мечтает стать фотографом-фрилансером.
Проблема в том, что эта информация стала доступна, из каждого телефона вываливаются картинки практически из порнофильмов. Вот дети и придумывают эти сексуальные домогательства.
Я очень не люблю работать с такими случаями, но другого выхода иногда нет. Если мужчина не виноват, то нужно его оправдать, иначе он может пострадать просто потому, что какая-то девочка его полюбила и приревновала. Результаты тестирования на детекторе могут приниматься на усмотрение судьи.
— Но почему? Вы ведь говорите, что точность теста 92-98 процентов. Почему тогда наши судебные органы не используют это в своей работе на постоянной основе?
— Эта работа требует индивидуального подхода. Проблема в том, что большинство уголовных деяний совершается под воздействием алкоголя или наркотиков, а нельзя тестировать человека, который на момент совершения преступления был в таком состоянии.
Именно поэтому полиграф подойдет не под каждый случай. Например, сейчас я работаю с банками, когда руководители просят проверить сотрудников. Понятно, что там все работают с трезвой головой, нечистоплотный человек прекрасно помнит, как положил в карман взятку.
Опять же, если речь идет об измене по пьяни, я не возьмусь достоверно утверждать, было там что-то или нет. Другое дело, что зачастую люди и не догадываются, что их половинки могут столько употреблять.
Например, приводят ко мне девушку со словами: "Она точно не пьет, вы что?". И действительно, перед тобой стоит божий одуванчик… Но потом выясняется, что в тот вечер она выпила литр виски, потом покурила траву непонятного происхождения. В общем, я им ничем помочь не могу — пожалуйста, разбирайтесь сами, дома!
— Я читала в интернете, что есть разные способы обмануть полиграф. Например, сидеть с полным мочевым пузырем или причинять себе боль, положив в ботинок иголку. Еще можно прийти в алкогольном или наркотическом опьянении. Мол, так организму будет не до вопросов и полиграф не заметит ложь.
— Это не работает! Дело в том, что мы сначала проводим надстроечный тест. Обычно я прошу человека выбрать имя кого-либо из близких — мамы, бабушки, ребенка. Допустим, вы выбираете маму и составляете список из 10 имен, которые никак не связаны с вашей семьей, и включаете туда имя матери.
Я надеваю на вас датчики и спрашиваю: "Вашу маму зовут так-то?". Вы должны на все вопросы ответить отрицательно. Моя задача — узнать, где вы солгали, и найти реальное имя мамы. Очень редко, когда я не справляюсь с этой задачей, но в таком случае я просто не могу перейти к тестированию. Вы можете попытаться схитрить, но тогда не пройдете этот тест!
— А есть какие-то медицинские причины, по которым человек не может пройти тест?
Конечно, люди могут симулировать болезнь. Если человек несколько раз переносит тестирование, то скорее всего речь идет о его желании сорвать проверку.
— Что насчет беременных?
— Я их не беру. Не потому, что полиграф может повредить здоровью, это не так. Просто человек в любом случае будет волноваться, и никто не знает, как это скажется на ребенке. Я на себя такую ответственность брать не хочу.
Пару раз были случаи, когда я тестировала беременных, но только с их письменного согласия, что ответственность за свое состояние они берут на себя. Иногда случаются ситуации, когда девушка говорит парню: "Я беременна, давай поженимся", а он подозревает, что она не только с ним была. То есть делать ДНК-экспертизу еще рано, а жених не знает, стоит играть свадьбу или нет.
— Сколько стоит эта услуга?
— Процедура недешевая. Самое простое тестирование обойдется в 100 долларов, если уголовное дело, то речь идет о 300-500 долларов. С банками мы оговариваем вопрос индивидуально. Никаких скидок у меня нет, цену снижать не собираюсь, потому что это очень тяжелая работа. Одно тестирование длится очень долго — 3-7 часов, иногда даже двое суток.
— Легко ли обучиться этому делу?
Образование стоит дорого, мне оно в общем обошлось где-то в 10 тысяч долларов, еще столько же пришлось потратить на оборудование. Последние 5 лет я работаю в Бишкеке и являюсь единственным полиграфологом, работающим официально.
В будущем мечтаю открыть тут школу полиграфологов, но, к сожалению, сейчас у меня совсем нет времени. Все мои тестирования расписаны на несколько лет вперед.
Обязательно почитайте интервью с юристом Рустамом Абдурауфовым. Он рассказал об изнанке судебной системы в Кыргызстане.