На столе беспомощно лежала пожилая женщина. Отросшие седые корни на крашенных в рыжий цвет кудрявых волосах, перекошенный открытый рот. Лицо землисто-желтого оттенка.
— Сколько ей осталось?
— Можете не шептать, она вас не услышит. Не знаю, может, сегодня отойдет. Может, через неделю. Но вряд ли больше протянет.
Врач уверенной рукой отодвинул одеяло. Живот женщины огромен. Одна грудь отрезана. Но убьет ее не рак груди, а цирроз печени. Дети отказались забирать мать домой.
Кто сказал, что зеленый цвет успокаивает, тот явно никогда не шел по коридору отделения реаниматологии. Вдоль нежно-салатовых стен каждый день плачут и молятся матери, сходят с ума от томительного ожидания крепкие мужчины. Для заведующей же отделением Эльвиры Омуралиевой это все ежедневный труд.
— Почему именно реанимация? Неужели вы не знали, что вас ждет? Зачем?
— У меня мама реаниматолог. В детстве я ее практически не видела. Она могла утром уйти на работу, а уже за полночь прилететь из Таласа, Оша или Нарына. Я уже тогда знала, что повторю ее путь.
Когда была маленькой, мой дядя защищал диплом в Москве. Мы поехали туда, чтобы поддержать его. Жили у бабушки, которая сдавала ему квартиру. У нее на тумбочке лежала игрушка — резиновый доктор Айболит. Я стала умолять маму подарить мне эту куклу, но ей было неудобно — мы и так "оккупировали" квартиру бабушки. В день отъезда мама не выдержала и предложила хозяйке квартиры денег. Эта добрая женщина подарила мне Айболита и сказала: "Что ж, эта девочка станет настоящим врачом". Много лет эта фраза вертелась у меня в голове.
— Да. Темноволосая девушка, у которой была внематочная беременность. Плод развивался в маточной трубе. Она лопнула, и у пциентки открылось кровотечение. Девушка потеряла три литра крови, по сути, она умирала. Мы ее вытащили. Она ко мне приходила потом часто, целовала руки, поздравляла со всеми праздниками. А через два года у нее родилась девочка.
— А все проходит, как в фильмах? Так же врачи суетятся над умирающим, приборы показывают слабое сердцебиение… Дефибриллятор там…
— Да. Все точно так. Если кислород не будет попадать в мозг хотя бы полторы минуты, молодой человек останется на всю жизнь овощем. У пожилых чуть больше времени — три минуты. Конечно, в такие моменты нельзя медлить.
— А умирают часто?
— Практически ежедневно на моих руках кто-то умирает…
Мы заходим в палату. Запах лекарств перебивает дух смертельно больного тела. На кровати лежит дедушка с неестественно голубыми глазами. Он уже не видит и не слышит.
— Посмотрите на его тело. Родственники дедушку практически не кормили.
— Почему они умирают у вас, а не дома в окружении безутешных родственников?
— Потому что родственники не хотят забирать их домой. Иногда даже просят не тревожить их до того момента, когда надо будет забирать тело из морга. Я их не осуждаю. У кыргызов есть поговорка "Больной не тот, у которого недуг, а тот, который за этим человеком ухаживает". И это правда. Как правило, за больными ухаживают годами. Лечат, тратят огромные средства на операции, лекарства. А потом просто в какой-то момент сдаются.
— Как вы относитесь к эвтаназии? Зачем человеку самому мучиться и других мучать, если можно разом прекратить все страдания?
— У нас это запрещено. Сколько человеку отведено — пусть столько и живет. Впрочем, был случай, когда к нам привезли женщину. Она гнила заживо — ноги, живот, все. Боли адские, шансов никаких. И дочери молились, чтобы Бог забрал ее душу.
— Кстати, вы верите в Бога?
— Мы родились в стране атеистов, но иногда чудеса случаются. Однажды к нам привезли мужчину. Три дня у него температура держалась под 41 градус. Шансов на спасение было очень мало. Но его сестра сказала, что он обязательно поправится. Она начала читать Коран. Каждый день читала. И он выжил.
— Наверное, у каждого врача они есть. К нам как-то мальчонку привезли. У него были проблемы с печенью. От него уже отказалось многие больницы. А он маленький такой, хорошенький… Мы взялись его оперировать. Но это была операция отчаяния. Мальчик не выжил. Больно вспоминать. Тогда плакали все врачи.
— А люди, когда умирают, часто кричат? Просят спасти их во что бы то ни стало?
— Нет. Они это принимают спокойно. На Западе пациенту напрямую говорят: так-то и так, у вас неоперабельный рак, вы умрете через три месяца. А у нас не так — только родственников в известность ставим.
Но чтобы впадать в истерику — никогда за 20 лет работы такого не видела. Один раз к нам мужчину пожилого привезли. Такой добрый дяденька. К нему дети часто приходили, закармливали, навещали постоянно. А он пытался нас угостить. И как-то он мне в глаза посмотрел и спрашивает: "Что там у меня, хорошо?". Я ему говорю, что все у него будет замечательно, он поправится. И тут он мне сказал: "Откуда ты можешь знать? Это ни ты, ни я не решаем. Только Бог может решить". Я уже тогда знала, что рак желудка съест его за несколько дней. Мне было стыдно перед ним за свою ложь.
В кабинет заходит молодая девушка. Глаза ее густо подведены черным карандашом, а в ушах ярко-оранжевые сережки. Она — само воплощение жизни, которая слишком часто сталкивается со смертью.
— Я видела в тех же фильмах, как в таких учреждениях поставлена работа: автоматические каталки, ванные, работникам не надо тягать лежачих больных на себе. У вас так же?
— Нет, мы до этого пока не дошли.
— Но ведь у вас работают такие хрупкие девушки? Как они могут это все выносить?
— Да, у них тяжелая работа. Они должны менять памперсы, мыть пациента, убирать. Некоторые новички выдерживают всего полдня. На Западе врачам разрешено в реаниматологии работать не более шести-семи лет, чтобы психику не сломать. Я работаю уже двадцать… А есть и такие, кто посвятил этому делу всю жизнь.
— А вы как? Вам себя не жалко? Не жалко детей, которые растут без вас, потому что маму в любой момент могут вызвать в больницу?
— Их жалко. Когда они были совсем маленькими — не жаловались. Теперь моя 13-летняя дочь часто мне за это выговаривает. А у меня и личной жизни нет. Да и не хочется. Но я не жалею о выбранном пути.
Как-то раз к нам привезли мальчика. Он наглотался воды в озере. Состояние было крайне тяжелым, и я просила родителей готовиться к худшему. К счастью, мальчик выжил. А родители потом меня упрекнули: зачем, мол, пугаешь? Конечно, от всего этого иногда хочется сбежать. Представьте, все на Иссык-Куль едут отдыхать, купаться, радоваться. А я где-нибудь в горах одна — только там нахожу спокойствие.
