Судя по рекламе агентства ритуальных услуг, я пришла куда надо. Бьющаяся в истерике девушка в черном платке вызывает во мне желание обнять ее, погладить, прошептать успокаивающую чушь. Но я иду дальше. Когда концентрация плачущих женщин на квадратный метр пространства начала зашкаливать, поняла, что уже у цели. Ага, вот и она — казенная вывеска "Республиканский центр судебно-медицинских экспертиз". Воздух вокруг пропитан тяжелым запахом.
Заведующая отделом экспертизы Осипа Ибраева уже четверть века работает со смертью. Пытаюсь найти на ней следы не самой популярной профессии. Халат без единого пятнышка, укладка, макияж. Но как-то же это должно отразиться на взгляде, жестах. Тщетно. Может, потому, что меня начинает мутить: от запаха не спасает даже толстая дверь кабинета.
— Часто говорят, что запахи забываются сложнее всего. Дома он вас тоже преследует?
А запах… Да, к нему очень сложно привыкнуть. В морг мы никогда не надеваем шерстяные вещи — они быстро цепляют все запахи. Волосы, кстати, тоже. Поэтому врачи всегда спускаются сюда в чепчиках, халатах, резиновых сапогах. Зимой еще ничего – просто формалин, а вот летом гнилью сильно отдает. Многие курят – пытаются перебить запах табаком. Но я против этого и не курю.
— Как вы вообще решили, что это ваше призвание? Мне кажется, все хотят работать в окружении добра, в приятной обстановке, за большие деньги, в конце концов.
— Конечно, изначально я не планировала сюда идти. Думала, что стану педиатром, буду детишек лечить. А потом вдруг решила попробовать и… стала судмедэкспертом. Папа, он тоже медик, был против: что, мол, за профессия для девушки? А мне как-то интересно было.
— Не жалеете?
— Раньше нет, ни разу не пожалела. Сейчас вот задумалась. Понимаете, раньше нагрузки было меньше. До 2000-х на экспертизу привозили около 5 тысяч тел в год. А теперь по 7 тысяч. Но это еще ничего, терпимо. Вот судьи как-то изменились. Это действует на нервы. Постоянно приходится доказывать свои вердикты, объясняешь вплоть до того, что такое кровоподтек, как и когда он меняет цвет, оправдываешься. Моя работа предполагает колоссальную ответственность, от меня судьбы людей зависят. А платят копейки: экспертам — 5 700 сомов, мне — 11 500. В офисах уборщицы больше получают.
— Наверное, с таким опытом работы вас мало что в жизни трогает. А бывали моменты, когда больно было за кого-то так, что забыть до сих пор не можете? Что вас мучает по ночам?
Или еще случай. Мальчишка девяти лет любил голубей, забирался на крышу и кормил их. Сорвался с 9-го этажа. Ему бы жить да жить, он ведь не осознавал, что высота – это опасно. Почему родители не уследили, не уберегли его? Не знаю. Почему-то он мне в душу запал.
Или вот еще одно воспоминание иногда не дает заснуть: 5 девушек едут ночью в машине, превысили скорость. За ними погнались сотрудники ДПС. Девушки убегают и врезаются в столб. Машина загорелась. Все сгорели заживо. Одна из них была на пятом месяце беременности. Я думаю: они же могли жить, если бы не превысили скорость, если бы не встретили пост ДПС, если бы остановились… Да они могли вообще в эту машину не садиться!
…Ибраева призналась, что врачи о работе в свободное время практически не говорят. Об этом вообще не принято говорить ни с кем. Тема смерти — табу.
В дверь без стука вламывается блондинка. Я приметила ее еще в коридоре: накрученные плойкой локоны и лихорадочный взгляд.
— Мне нужно заключение, поймите, сроки поджимают!
— Вы к кому, девушка?
— Они хотят выйти сухими из воды!
— ???
— На моего мужа на стройке упала опалубка. А его работодатели, чтобы не выплачивать компенсацию, подстраивают так, что он якобы сам упал. Они уже свидетелей нашли. А у него все зубы выбиты, перелом черепа. Как можно так упасть? Помогите.
— А было такое, что вы плакали на работе? Просто заперлись в кабинете и заревели по-женски?
— Опасная у вас работа — стресс сплошной. Еще эти решетки на окнах. Неужто есть что красть? Что вообще можно своровать в таком мрачном месте?
— Нет, решетки не от воров. К нам из СИЗО задержанных привозят, чтобы мы освидетельствовали их на наличие побоев. А там люди разные: насильники, убийцы. Есть те, кому вообще нечего терять. Их, конечно, под конвоем приводят. Но иногда просишь снять с них наручники, чтобы раздеть и осмотреть. Один раз задержанный выпрыгнул из окна. Его быстро поймали, но все равно страшновато.
— А можно привыкнуть к такой работе? Не замечать горя родственников, потерявших близких, игнорировать следы крови на одежде, этот жуткий запах?
— Нет. Мы же все равно люди. Просто кто-то должен этим заниматься.
…По дороге к выходу мы с Осипой зайдем в кабинет, чтобы я сделала пару снимков. Практикантка от неожиданности опрокинет на себя пробирку. "Лучше сразу халат сними, будет мочой вонять", — посоветовала Осипа девушке. В коридоре снова стоял женский плач. Да, кто-то должен этим заниматься.
