В минувшее воскресенье состоялся обмен пленными между Украиной и Донбассом. В числе переданных ДНР и ЛНР лиц был Виктор Скрипник, которого власти Украины обвиняли в терроризме, но за пять с половиной лет не сумели доказать его вину, так как дело было изначально сфальсифицировано.
Он рассказал РИА Новости о жестоких пытках, которым украинские силовики подвергают задержанных, о сотрудничестве СБУ с националистическим батальоном "Азов" и о нежелании украинской государственной машины расследовать преступления собственных силовиков.
— Расскажите, пожалуйста, где вы находились до обмена и как попали в плен?
— Находился я в Мариуполе, в следственном изоляторе, с сентября 2014 года. Арестован был по подозрению в террористических актах, в которых погибали люди. Это все было связано с событиями 9 мая, происходившими в Мариуполе в 2014 году. За все пять с лишним лет не осужден, вина не доказана. Слава богу, что нас оттуда вырвали, потому что шансов просто уже не было.
— На момент задержания вы имели какое-то отношение к референдуму и ДНР?
— Конечно. У меня была активная позиция насчет отделения Донецкой народной республики от Украины, я поддерживал, участвовал практически во всех митингах. И когда уже силовые структуры Украины перешли черту, когда началось кровопролитие, мы приняли решение защищать республику.
Само задержание и первое время, которое мы провели в подвале СБУ (около двух недель), — это были сплошные пытки с целью заставить нас взять на себя преступления, которые произошли летом 2014 года. Их совершали добровольческие батальоны и силовые структуры Украины.
Все было срежиссировано, отрепетировано. Нас заставляли заучивать определенные тексты, опознавать людей, которых мы никогда не видели и не знали. Даже заставляли признаться в том, что мы якобы проходили диверсионную подготовку где-то в Ростовской области, в каком-то военном городке. Нас хотели выставить террористами, которые во всем виноваты.
— Что вы знаете о тюрьме в Мариупольском аэропорту?
— К счастью, мне не довелось туда попасть, там мало кто выжил. На нас хотели сделать показательный суд, поэтому не отдали на растерзание в аэропорт. Но в подвале СБУ мы видели много пострадавших, которых возвращали оттуда... Их готовили или к обмену, или к каким-то следственным действиям. Те люди, которые могли говорить, общались с нами.
— Что они рассказывали?
— Вы содержались в подвале СБУ официально? Кто-то об этом знал?
— Нет, никто не знал. Родные искали нас...
— Что происходило в эти две недели?
— Первый день мы были полностью связаны, руки за спиной. Ноги связаны скотчем. Сидели мы "на присядках" — так надо было продержаться около суток. Тех, кто падал на бетонный пол, избивали (в том числе меня) и опять сажали на корточки. Потом начались следственные действия. Сначала это были элементарные вопросы, автобиография...
На второй-третий день начались постановочные тексты: просто заставляли нас признаваться во всех преступлениях. Если мы забывали текст или пытались увиливать, не подчиниться их требованиям, применялись более жесткие меры. Это и "ихтиандр", такая широко применяемая у них практика утопления человека, — заливают воду в дыхательные пути до потери сознания, потом в чувства приводили уже электрошокером. Также использовалась активно "динамо-машина", это такой большой генератор тока, я даже не могу представить какого напряжения, но это было очень... Запах жаренного собственного мяса было слышно. Клемму вставляли в челюсть, привязывали второй провод к пальцу ноги и пропускали через все тело ток. Из большей массы людей, с которыми я общался в подвале, активно применялось в тире выворачивание плечевых суставов, у меня до сих пор левая рука так и не вернулась в обычное положение. И расстрелы. Кстати, вот расстрел для нас был как возможность освобождения. Потому что когда нас выводили, имитировали расстрел, мы сами просили, чтобы нас расстреляли, потому что не было видно ни конца ни края этим мучениям.
— Это было в эти две недели?
На протяжении всего этого времени там была женщина, и мне очень хотелось бы знать ее судьбу. Она жила в этом подвале очень долгое время. Зовут Ольга Ивановна. И она нас подкармливала, когда не видел конвоир, давала попить. И она, наверное, вдохновила нас на борьбу, чтобы мы все это держали.
— Она тоже из пленных?
— Да, она, насколько мне известно, в тюрьму так и не попала. Я надеюсь, что ее освободили, либо обменяли. Но она жила очень большой период в подвале.
— Когда пытки прекратились?
— Когда дело передали в суд, после шести месяцев, мы отказались от всех постановочных показаний и решили себя защищать. И они уже не имели права нас забирать из тюрьмы на какие-то следственные действия. Поэтому приезжали и избивали в тюрьме. Нас под предлогом встречи с адвокатом выводили в следственную комнату, где определенный бокс, не закрывался который. И там нас избивали.
— С какой целью избивали?
— Они очень обозлились, когда узнали, что мы отказываемся от постановочных, выбитых пытками показаний. И решили надавить еще. Были и моральные угрозы, давление. Это, наверное, самое страшное было, когда угрожали родственникам. У меня две дочери, и когда мне в подробностях рассказывали, как будут издеваться... Это больше всего сломало.
— Как вас задержали?
— Кто задерживал?
— Контрразведка СБУ совместно с "Азовом". Это практически одна организация, они работают вместе. Сколько мы с ними знакомы — они постоянно вместе. А о других каких-то силовых структурах неизвестно.
— Пять лет вы находились в СИЗО, и пять лет продолжались пытки?
— Когда нас первый раз навестили представители ООН и Красного креста, они завели на нас карточки, то есть мы уже были немного обезопасены, нам объяснили, что уже не посмеют применять пытки, не посмеют оказывать давление на наших родных. Тогда мы решили активно защищаться, добиваясь справедливости. И вот тут все дело началось сыпаться, потому что на рассмотрении всего дела потерпевшие, либо как участники со стороны силовиков, они давали показания в зале суда. И мы, задавая вопросы, как на самом деле происходили события.
Так получилось, что они сознавались в своих собственных преступлениях. Те же командиры Национальной гвардии, которые там находились, и добровольческих батальонов, в то время незаконных. И, чем дальше мы разбирались с этим делом, тем больше становилось понятно, что, на самом деле, вот этих ребят надо отпускать, а вот тех сажать, которые якобы потерпевшие. И сторона обвинения начала затягивать само рассмотрение процесса. Перестали допрашивать свидетелей, перестали допрашивать более 40 человек, перестали допрашивать потерпевших, тоже около 20 с чем-то человек, по "невозможности их доставить", и так далее. И все, время начало тянуться из года в год просто переносом суда. Дело остановилось на мертвой точке, грубо говоря. Так как мы уже более-менее начали понимать юридическую составляющую происходящих событий, мы начали обращаться в различные инстанции: государственное бюро расследований, прокуратуру, всевозможные органы, в том числе по правам человека, Лутковская на то время была.
— В каком году Красный крест и ООН заинтересовались вами?
— Нас нашли летом 2015 года. И с тех пор, после посещения Красного креста и представителей ООН, физическое воздействие прекратилось, за что мы очень благодарны, конечно.
— Что в документах, которые у вас есть?
— Это разбирательство уже 2018 года, так как неоднократно прокуратура закрывала дела против СБУ и "Азова". Мы добивались через суды возбуждения этих дел…. Здесь есть моё заявление на бездеятельность уполномоченных лиц прокуратуры, удовлетворить суд обязать прокуратуру начать расследование, допросить свидетелей по этому делу против Национальной гвардии и "Азова", СБУ. Есть фамилии определенные, и так далее. И на эти постановления суда, Октябрьского районного суда, идет либо затягивание судебного процесса месяц-два, когда мы уже месяц-два начинаем дожидаться ответа какого-либо, либо приходит ответ, что дело просто закрывается.
Есть такое интересное письмо. Это государственное бюро расследований, новосозданное в этой стране, которое этой одной бумагой перечеркнуло весь смысл своей службы, потому что здесь они признаются в том, что не расследуя, не допросив заявленных свидетелей, не изучив материалы дела, они предполагают, что я это все выдумал и на основании этого они закрывают дело. Точнее, даже его не открывают. Это доказательство того, как на самом деле работают украинские службы, которые должны защищать закон. Есть также постановления суда, которые повторно заставляют открывать дело, и опять до этого момента не было никакой реакции. То есть даже прокуратура решения суда не берет во внимание.
— Вам вернули документы и сняли с вас обвинения?
— Какие у вас планы, пока вы не можете вернуться домой?
— Скажем так, мое мнение не изменилось, я изначально решил для себя, что буду с людьми Донбасса. Родился я в Херсонской области, но долгое время прожил в Донбассе, создал здесь семью. Верю, что удастся получить признанную независимость...
