Улугбеком Жоомартовым гордится вся редакция Sputnik — он уже несколько лет пишет в колонку о медицинских проблемах.
Улугбек записался добровольцем в "красную" зону одним из первых, и его тут же позвали лечить больных. Примечательно, но в его смену не умер ни один человек!
— Расскажите, как вы решили стать врачом-добровольцем в "красной зоне".
— Я изъявил желание сразу же, как бросили клич. Сказал, что хочу стать добровольцем, а уже на следующий день мне велели собираться.
— Никто не проверял, достаточно ли вы здоровы для этой работы?
— У нас спрашивали, сможем ли мы выдержать такую нагрузку, я ответил, что смогу. Никаких обследований не было, но мы же врачи, знаем, какие у нас заболевания.
— Вы понимали, с чем придется столкнуться?
— Честно говоря, я не представлял масштаб трагедии. Думал, что будет намного легче. Я приехал в обсервацию, разгрузился. Возле нашего корпуса стояло очень много коробок с лекарствами, системами — самым необходимым.
Казалось, что всего много, на втором этаже из 60 мест были заняты лишь 30. Все было под контролем, но в какой-то момент начался вал пациентов. У меня был шок от того, сколько их прибыло.
Возле корпуса постоянно стояли 3-4 кареты скорой помощи. За первые три часа работы все палаты наверху заполнились. При этом мы должны были определять, у кого легкое состояние, у кого тяжелое, но это было непросто. Далеко не у всех на руках были результаты анализов.
Мать смеялась, укачивая мертвую дочку, — врач из КР, не боящийся пуль
Обсервация — это как полевой госпиталь, там не предусмотрена лаборатория, первое время не было и реанимации. Просто изначально не предполагалось, что у среднетяжелых больных, которых мы должны были принимать, начнутся такие серьезные осложнения.
Нельзя сказать, что государство совсем не готовилось, просто никто не ожидал, что в один момент начнется такая вспышка и все превратится в ад.
— Что насчет средств индивидуальной защиты?
— У нас были хорошие СИЗ, изготовленные по международным стандартам, но, несмотря на это, в них было ужасно жарко, мокро. Мы ходили в них по 12 часов. Маски и очки сильно давили на лицо, оставались отметины от резинок. Чтобы избежать этого, мы заклеивали уши и переносицы прокладками.
Иногда возникали проблемы со средствами индивидуальной защиты, но надо понимать, что все службы работали на грани возможностей. Нам на помощь пришел народ. Например, журналист Кристина Босивская писала у себя на странице, что нам нужно, и люди привозили все необходимое, вплоть до прокладок.
Так как мы работали в первом корпусе, со временем у нас появилось все, что нужно, а вот что творилось в других корпусах, которые открылись позже, не знаю.
— А правда, что врачи во время дежурства не пьют, потому что в защитном костюме проблематично сходить в уборную?
— Да мы просто никуда не успевали! Постоянно нужно было кого-то спасать, делать капельницы. Ты просто не думаешь о том, чтобы попить. Лишь после дежурства снимаешь костюм и выпиваешь литр воды залпом.
— Люди жаловались, что в обсервацию надо приезжать со своим кислородным концентратором.
— Изначально у нас было 6 отличных концентраторов, и первое время их хватало, ведь тяжелых больных с низкой сатурацией было мало. В какой-то момент у многих пациентов началось резкое ухудшение и концентраторов стало недостаточно.
Приходилось одному больному подключать два, а то и три кислородных концентратора, только так мы могли обеспечить необходимое количество кислорода.
Знахарь чуть не лишил мальчика гениталий — 5 ошибок кыргызстанских мам
С концентраторами стали приезжать сами пациенты, их привозили доноры, Минздрав, Чуйская областная больница, и все встало на свои места. Может, в других корпусах была более острая нехватка. Вот чего действительно не хватало, так это чистого медицинского кислорода.
— Это ИВЛ?
— Нет, сейчас объясню. У многих наших пациентов был тяжелый респираторный синдром, когда поражается 50, а то и 75 процентов легких. В таких случаях оставшиеся альвеолы пытаются насытить кровь кислородом, и чем его больше, тем легче они справляются с этой задачей.
В обычном воздухе, который мы вдыхаем, 21 процент кислорода. Один концентратор увеличивает его количество в два раза, а вот медицинский кислород — самый чистый, там за 90 процентов, и усваивается он очень хорошо.
Аппарат ИВЛ — это совсем другое. Он нужен людям, которые совсем уже не могут сами дышать. Мы погружаем больного в искусственную кому, и за него дышит аппарат.
— Были проблемы с питанием?
— Нет, МЧС трижды в день привозило еду, мы ели то же, что и пациенты. Еды было так много, что мы не успевали все съесть. Грузовиками привозили максым, одна фирма установила диспенсеры с водой.
В нашем корпусе на двух больных были один туалет и душевая кабинка — очень неплохо для полевого госпиталя.
Они пожалели, что полезли в реку! 8 опасностей, поджидающих вас в горах КР
Еще возникли проблемы с термометрами: первое время мы пользовались бесконтактными градусниками, но они ужасно ошибались. Потом люди стали привозить ртутные термометры. Еще сначала не хватало пульсоксиметров, на четверых врачей был один, мы за ним охотились. Затем их тоже подвезли.
Опять же, я говорю только о своем, первом корпусе. Остальные открывали в страшной спешке, и, возможно, там все было по-другому.
— Можно ли сказать, что среди пациентов царила паника?
— Из 50 человек 10-15 ужасно боялись, вплоть до панических атак. Представьте себе, у пациента внезапно сатурация падает до 30, он кричит, что умирает и ему надо попрощаться с родными. Но потом успокаивается, и сатурация сама по себе поднимается до 95, без кислородного концентратора.
Я вам один случай расскажу. Привезли к нам дедушку. Он сам-то не хотел никуда ехать, его родственники чуть ли не силой привезли. Лежит, улыбается, абсолютно позитивный. Спрашиваешь, как дела, отвечает: "Все прекрасно, как на острове Баунти".
Во рту красавицы творился ужас — стоматолог об отношении бишкекчан к здоровью
Когда мы увидели результаты его КТ, ужаснулись: 75 процентов легких поражены! С такими показателями пациенты либо попадают в реанимацию, либо уходят… Что мы с ним только не делали: заставляли его правильно лежать, ставили катетеры, бесконечно капали, подключали по три концентратора. Он несколько суток не спал, но всегда бодро говорил, что у него дела, как на острове Баунти.
Сейчас он гуляет без кислородного концентратора, сатурация поднялась с 62 до 85. Вот такие жизнерадостные пациенты быстро идут на поправку.
— А приходилось вам терять пациентов?
— В мою смену никто не уходил! Только однажды мы все вместе пытались спасти человека, откачивали его полчаса, но он все равно умер. Это был не мой пациент, но я навсегда запомнил его глаза — они были очень уставшими. Этот человек мучился, задыхался, он глазами умолял спасти его, но у него практически не осталось легких.
— Вы сами-то не боялись умереть? Оказывается, суждение, что коронавирус забирает только пожилых, — это миф. У нас вон сколько молодежи умерло…
— Чувства страха не было ни у кого, ведь мы были в защитных костюмах.
Родной человек умирал на моих глазах, а я ничего не могла сделать — врач из КР
— Вы все-таки переболели коронавирусом?
— Да вот не пойму, переболел ли. Сейчас я на карантине, позвонил в 118, они едут ко мне уже четвертый день. Скорее всего, у меня обычный фарингит: в защитном костюме было очень жарко, а ночью выходишь на улицу, снимаешь его... и прохлада. Думаю, так и продуло.
— Весь город сбился с ног в поисках лекарств, а медикаменты продавали из-под полы в 2-3 раза дороже. Каково вам было выписывать препарат, на который у семьи уйдут последние деньги?
— Часть лекарств у нас была, например, гепарин, левофлоксацин, цефтриаксон, физраствор, раствор Рингера. Проблема в том, что многие вынуждены были лечиться дома и принимать антибиотики, в результате инфекция стала устойчивой к лекарствам. Приходилось назначать более сильные препараты, которые родные покупали за свой счет.
— Меня особенно поразило, что весь город искал актемру, которая стоит сумасшедших денег.
— Это иммунодепрессант, который в основном применяется в онкологии. Он был включен в российские медицинские протоколы, но там его выдают бесплатно, а у нас приходится покупать. Актемры у нас в стране было мало изначально. Раньше она стоила 20-25 тысяч сомов, но в один миг ее цена выросла до 50-70 тысяч. Если честно, мы ее не назначали, у нее много побочных эффектов.
Проблемы доставляли и те, кто попадал к нам после курса дексаметазона. С этим лекарством надо быть очень осторожным, оно должно применяться только после анализов, а у нас там нет лаборатории. Как мы могли его бездумно колоть?
Я проплакала всю ночь! Как бишкекчанка встряхнула страну своим видео
Дексаметазон хорошо помогает в начале аутоиммунного процесса, но только при тяжелых респираторных синдромах. Чтобы вы понимали, решение о назначении должен принимать реаниматолог. К сожалению, у нас одно время этот препарат стали назначать повсеместно.
Еще один ужасный препарат — эуфиллин. Конечно, он прекрасно раскрывает альвеолы, снимает спазмы, насыщение кислородом увеличивается, но при этом давление падает и легкие буквально заливаются жидкостью. Это ужасно, понимаете? Тут врач должен тщательно следить за состоянием больного, "гасить пену", "сушить" легкие.
— Врачам заплатят за работу в "красной" зоне?
— Да, нам сказали, что работа будет оплачиваться, но я пошел туда не ради денег, это просто приятный бонус. Вроде как будут начислять 3 тысячи сомов за сутки, если работаешь в "красной" зоне и 900 — если в карантине.
На самом деле эти деньги больше как компенсация идут, потому что многим потом приходится лечиться. Я, например, купил себе лекарств, чтобы укрепить иммунитет.
— На днях по Сети распространилось видео, где мужчина без медицинского образования говорит, что причиной болезни могла стать дезинфекция улиц.
— Я призываю всех граждан слушать только людей с медицинским образованием. На этой инфекции многие стали хайповать, чтобы урвать свою долю популярности.
От дезинфекции никто не умер, от нее вообще нет толку. Это же не тот боевой хлор, который выжигает легкие, он за считаные минуты разрушается под солнечными лучами.
Мать умоляла привезти еды, ее дети 3 дня голодали — истории волонтеров из КР
Меня удивляет еще один товарищ в интернете, который везде пишет, что люди, разрабатывающие протоколы, — преступники. Дескать, они не включили в список слабо изученный противовирусный препарат какой-то компании. Человек раздувает скандал, что выводит из себя все медицинское сообщество.
Проблема в том, что сейчас у нас нет времени с этим бороться. Все это мешает и только сеет смуту в стране.
— Коронавирус — это страшно?
— Страшно. Я не могу передать словами, что творится с пациентами, как они на самом деле это переживают. Многие больные признавались, что не верили, что заразятся. Коронавирус — это очень даже реально.
