Фонд Help the children — SKD уже девять лет помогает детям, страдающим онкологическими и гематологическими заболеваниями. Елена Конева и Елена Перевозникова спасают не только ребятишек, но и родителей, даря им надежду.
— Сегодня благотворительность — хорошая площадка для пиара. Как часто люди, помогающие больным детям, хотят оставаться в тени?
Конева: Как раз недавно один человек передал 30 тысяч сомов и попросил не называть его. Вообще, таких случаев много… За девять лет работы фонда мы оказали помощь на 67 миллионов 612 тысяч сомов, и все благодаря партнерам, которых больше 250. Многие стали нашими друзьями.
Ни разу мы не заплатили ни сома за публикации о своей деятельности. Мы так думаем: если для людей это важно — опубликуют. Бывает, кто-то окажет помощь на 50 тысяч и трубит о ней во всех СМИ, а мы тихо… Главное — помогать.
— 67 миллионов — огромная сумма…
Мы реализовали девять проектов, семь из которых — международные. Сами написали, выиграли гранты, внедрили, отчитались.
— К фондам у нас отношение своеобразное: многие граждане считают, что можно просто попросить денег — и тебе дадут.
Конева: Мы никому не даем деньги на руки. Все, что требуется конкретному ребенку, должно быть указано в заявке, которую мы согласовываем с врачами и только потом покупаем лекарства.
Перевозникова: Однажды пришла женщина и заявила: "Вы фонд? Так дайте мне денег, иначе я на вас президенту пожалуюсь!". Но мы действительно не даем деньги на руки. Люди, которые их жертвуют, должны быть на 100 процентов уверены, что все средства пойдут на лечение детей, а не кому-нибудь на машину.
— Какие случаи вас шокировали больше всего? Например, когда мои друзья работали в благотворительном фонде, к ним обратилась семья, которой требовалась большая сумма на лечение ребенка. Когда деньги были собраны и переданы родителям, те посчитали, что малыш все равно умрет, и купили недвижимость…
Перевозникова: Одна мать отказалась лечить сына — сказала, что это дорого, а она себе "еще родит". Я плакала после ее слов, хотя меня трудно растрогать. Другая семья тоже отказалась от лечения, хотя мы взяли на себя все расходы. Партнеры даже подарили мальчику нетбук, чтобы он развивался…
Конева: Я много часов провела в бесполезных разговорах с его мамой, столько ругалась… У ребенка был шанс пройти лечение в Италии, но родители не захотели, потому что брат советовал матери обратиться к местным колдунам — им эти люди верили больше, чем врачам.
Родственники говорили: "Зачем тратить деньги, ведь он все равно умрет?". Дотянули до его 18-летия, когда парень подписал бумагу, что от лечения отказывается и претензий ни к кому не имеет. А через пару лет они попросили о помощи, но мы занимаемся только несовершеннолетними. Сейчас о судьбе этого юноши нам ничего не известно…
— Я бы не удержалась — высказала таким родителям все, что о них думаю. А вы как реагируете?
Перевозникова: Дело в том, что уровень воспитания и жизни у всех разный. Осуждать и обсуждать людей легко, а вот понять гораздо сложнее.
Сестра была ей, как мама: заботилась, оберегала. Ни мать, ни отец не могли приезжать на процедуры, и получилось, что одна маленькая девочка опекала другую. Первое время приходила тетя, но основную ношу взвалила на себя старшая сестра… Кого осуждать в этой ситуации? Тут надо понять.
— У вас же есть истории и с хорошим концом?
Конева: Могу рассказать один случай. Девочке по имени Наристе требовалась пересадка печени. Папа не подходил по группе крови, донором должна была стать мама. Когда семья поехала на операцию, выяснилось, что мать не может отдать часть печени по медицинским показаниям, а девочка уже на грани… Подходящего донора не было, средства, которые собрали для Наристе, уже планировали перевести на лечение другому ребенку. Отец умолял врачей использовать для пересадки его печень. Я не медик, поэтому объясню вам на простом языке: девочке сначала перелили кровь отца, и только после этого он смог стать донором.
Теперь Наристе и ее папа должны ежемесячно сдавать анализы и платить за это по 14 тысяч сомов. Отец экономит на себе — оплачивает только анализы дочери. В Кыргызстан приезжали врачи больницы, где оперировали Наристе, они провели консультацию за символическую цену — 300 сомов. Мы тогда собрали 30 тысяч и отдали их на обследование отцу. До сих пор помогаем этой семье как можем — продуктами, мыло-моющими средствами.
— У нас оказывают психологическую помощь детям, которые узнали, что смертельно больны, и их родителям?
Именно поэтому мы запустили программу по оказанию психологической помощи. Ее важность трудно описать словами. В двух отделениях открыты центры психологической реабилитации, где пять дней в неделю работают психологи фонда. Мы проводим и больничную клоунаду: дважды в неделю к больным детям приходит Доктор Клоун. Он дарит им подарки и веселье, которого так не хватает…
— Вы же работаете не только с людьми, попавшими в беду, но и непосредственно с больницами. Какие плоды принесло это сотрудничество?
Конева: Все, что есть сегодня в отделении детской онкологии и гематологии, приобретено фондом: компьютеры, посуда, мебель… В Национальном центре онкологии не было гематологического и биохимического анализатора, микровизора. Мы по копейкам собирали деньги, чтобы приобрести это оборудование.
Но недавно нас обвинили во вмешательстве в лечебный процесс, хотя мы просто подняли вопрос о том, почему анализы сдают в частную лабораторию. Эти анализы оплачиваем мы. Отдали 512 тысяч сомов, поступившие от людей, которые хотят помочь. Когда Минздрав проводил проверку, НЦО выдали предписание об устранении нарушения, потому что анализы надо исследовать в самой больнице.
— Вы сами покупаете кровати, подушки, компьютеры или кого-то нанимаете?
Перевозникова: Мы все покупаем сами, чтобы быть уверенными в качестве, торгуемся, чтобы купить больше. Со мной один раз произошел случай, о котором невозможно рассказывать без слез. Надо было купить постельное белье, подушки, одеяла. Иду я по "Дордою", расспрашиваю о ценах, проверяю качество товара, и продавщица в одном контейнере говорит: "Вам сколько?" — "Много". — "В детский дом?" — "Нет, 43 комплекта в онкологию и гематологию. Нам бы скидочку: денег на все не хватит, а купить очень нужно. Мы из благотворительного фонда, детям помогаем…"
И тут она начинает плакать, а я не понимаю, что происходит. Собралась уходить, но она схватила меня за руку и говорит: "Много лет назад мой сын умер от рака. Он мне долго не снился, а сегодня был сон: сын играет на лужайке, и к нему подходит женщина, светлая такая… Я вас когда увидела, сразу поняла, что это были вы! А сын меня просил: "Помоги, мама, помоги!". Я не смогла помочь своему мальчику, так помогу другим деткам".
Она очень много сделала для фонда: продавала вещи по оптовой цене или совсем за бесценок — говорила, что "потом перекроет". Мы тогда сэкономили 35 тысяч сомов, и купили в отделение два кондиционера.
— Почему вы начали всем этим заниматься?
Перевозникова: Моя дочь перенесла три операции и девять курсов химиотерапии — у нее была опухоль тазобедренного сустава. После первой операции протез встал неправильно, нужно было делать повторную. В Кыргызстане никто не знал, как это делать. Мы боролись три года и победили.
Конева: Фонд создан на базе компании моего мужа SKD. Я не получаю зарплату, но у нас есть люди, которым мы платим. Это Елена Перевозникова — исполнительный директор, а также бухгалтеры и психологи. Отплата ведется за счет средств компании супруга.
